Прохор грохается на колени, рыдает, но папаху держит в поднятой руке. Что за блажь?! В прочим, папаха защитит лучше фуражки. Одеваю, коротко киваю дядьке, заставляя начать двигаться под взглядом, и, отпускаю, теряя из вида.
– Батарея, пли!
Орудия содрогаются в последний раз.
– Орудийные замки снять. Вахмистр Гулый с ординарцем, доставить замки полковнику. Разбирай, братцы оружие, готовсь к рукопашной, – говорю, как –то устало и буднично.
– Простите, братцы, коль что не так было,– отбросил ненужную фуражку, поклонился и перекрестился на две стороны.
– И ты нас, Вашь бродь, прости. С нами Бог! – закричали наперебой пушкари и стали примеряясь кто к баннику, кто к кривому артиллерийскому кинжалу бебуту. А унтер Сидоров, скоро организовавшись, с двумя десятками канониров уже начал стрелять из карабина Бердана.
– Ваше благородие. – Вахмистр стоял на вытяжку. У ног мешок с замками.
– Дозвольте остаться. Кого помоложе пошлите. Я– то пожил.
– Кому ж я замки могу доверить? Тебя, Гулый, сколько лет учили, а теперь нового некогда учить, видишь, голубчик, как вышло. Один замок Прохору и бегом, родненькие, пока можно. Выполнять, живо!
Ну, что ж. Умирать, так умирать.
Побольше бы с собой прихватить. Одна мысль. Сноровка есть, лишь бы шальная пуля не нашла. Шевельнулась слабая надежда на казачью полусотню, спрятанную в балочке. Но нет, не успеют, лихие рубаки. Раньше им нужно было отвлекать. Изменить положение, в виду малочисленности, они не могли, но была надежда, что за манёвром казаков, мы сможем отойти.
– Эх, Матерь божья, Царица небесная, спаси и сохрани. Ангел– Хранитель не оплошай, проследи, чтоб, там попал куда положено, если и грешил, то смертью своей в чужой земле должен перекрыть все свои беззакония. – Губы зашептали молитву. Спрыгнул с бочки, вынул из кармана горсть патронов, вытащил из кобуры свой веблей. Шесть заряженных смертей? Пять? Допускаю, что разок промахнусь. Больше не могу себе позволить. Справа над насыпью обваловки, ненавистной брусникой показался бунчук.
– Один, – сказал я глядя, как брусничным соком брызнуло из-под чалмы. Солдат выронил османский штандарт – бунчук упал на нашу сторону, зарываясь конским хвостом в пропитанный кровью песок. На верхнем конце древка тускло блеснул полумесяц. Затоптали.
Два, три, четыре, промазал, пять. Левым большим пальцем сдвинул замок вверху револьвера, Он переломился, как охотничье ружьё, выбрасывая стреляные гильзы. Спокойно, поручик, не тряси рукой, шесть новых смертей на боевом взводе. Теперь крутись как чёрт, со всех сторон рубка. Перезарядить больше не дадут.
– Шесть!
Турки валят со всех сторон, стреляя из американских ружей с искривлёнными, как у ятаганов лезвиями штыков. Телами завалена вся позиция. Раненные стонут и кричат, хватаясь за живых. Ползают, в поисках укрытия. Проклинают на русском и турецком. Смешались языки. Стерлись границы. Вокруг понятные слова.
С двух сторон набегают неприятели со штыками, нацеленными в мой живот. Кричат, брызгая слюной. Их ненависть подхлестывает рефлексы. Левого сваливаю выстрелом в грудь.
– Семь, – кричу сам себе, падая в его сторону, разворачиваясь и понимаю – не успею.
Понимает это и неприятельский солдат. В глазах вспыхивает адское пламя, кривая усмешка кривит рот. Торжествует. Почувствовал победу. Словно Турция победила над Россией и нами решился исход великой битвы. Радуется. Вдруг у турка появляется аккуратная дырочка под глазом. Его винтовка по инерции летит в меня, и втыкается в то место где я только что лежал. Пехотинец, как подкошенный валится снопом. Как так получилось? Кто стреляет?
– Молодец! – хвалю я сам себя. – Откатился вовремя. Пока не плохо, получается.
Встаю на колено.
– Восемь, девять, – револьвер дергается в руке. Распрямляюсь и поднимаюсь в полный рост. На ногах.
– Десять
Турки лезут только справа. Казаки все-таки сработали. Кричу:
– Отходим, братцы!
Только мало кто слышит – бой рассыпался на части. Какие– то взвившиеся кучки. Шагах в пятнадцати, двое батарейцев работали как англицкая машина. Один банником сбивал в сторону винтовки, второй кривым бебутом как серпом, подрезал переднюю ногу, атакующего под коленом. Шаг назад, очередной турок верещит, катаясь по земле, мешая своим сотоварищам. Стреляю в того, кто сзади к ним крадётся.
– Одиннадцать, – успокаиваю и этого хитрого турка. Патронов больше нет. Курок щелкает в холостую.
Веблей летит в голову набегающего турка. Шашку вон, не успеваю замахнуться, два турка, поймали по пуле. Выстрелов не слышно, кто же это так ловко стреляет? Ладно, жив буду разберусь. Пока мне удача. Шашку в ножны. Быстро подбираю винтовку супостата. Счет на секунды. Лёгким, почти незаметным движением, отбиваю нацеленный в грудь штык. Тут же левая нога впереди в сторону, и всаживаю свой штык под верхнюю пуговку басурманского мундира.
Двенадцать.
Сколько же вас!
Слишком сильно отбив вправо, трачу бесценное время, и снова колю под пуговку.
Тринадцать.