Золото Роммеля

– Посетитель вы суетный, не скрою. Но я уже настолько свыкся с вами, что был бы куда сильнее огорчен, если бы вы не посетили это благословенное всеми истинными гурманами, – с монашеской смиренностью обвел баварец взглядом свой ресторан, – заведение. Так что прошу за столик, господа офицеры.

За время, которое они не виделись, очертания коренастой фигуры баварца стали еще более несуразными; белесые, почти бесцветные глаза – заметно потускнели, постепенно наполняясь старческой тоской обреченности. Зато квадратное, кирпичного цвета лицо приобрело печать мрачной решительности, в то время как тяжелый, вызывающе упрямый – словом, сугубо баварский подбородок этого «неисправимого сепаратиста» по-прежнему упирался в окружающий его мир с упорством приклада старой австрийской винтовки образца Первой мировой войны.

– Мне прекрасно известно, незабвенный господин Шварц, что из наших душевных бесед вы никаких уроков не извлекли, и вам по-прежнему глубоко наплевать на гестапо, СС, СД и саму идею Великой Германии.

Для всякого прочего корсиканца эта фраза тотчас же легла бы в основу приговора военного трибунала, но только не для Шварца, который встретил ее с поразительной невозмутимостью.

– Это всего лишь ваши предположения, господин штурмбаннфюрер.

– Но ведь нельзя же воспринимать СД как службу Христова всепрощенничества, дьявол меня расстреляй!

– Нельзя, – решительно покачал склоненной головой командир батальона «корсиканцев» Умбарт, присоединяясь к уже привычной словесной игре берлинского гостя.

– Из всего сказанного вами я понял, господа, – заключил Шварц, – что пить вы опять будете охлажденное бургундское. Из блюд могу предложить традиционную говядину в вине, курицу по-итальянски и, конечно же, спагетти, но… по-корсикански – это с очень острой, пикантной приправой.

– Вот что значит слыть завсегдатаем гнезда баварских заговорщиков, в котором тебя понимают с полуслова, – поучительно подчеркнул Скорцени специально для Умбарта. – Валяйте, Шварц: в вине и с приправой… – А выждав, пока владелец поместья удалится, вновь обратился к «корсиканцу»: – Вы недооцениваете преимущества личных отношений, штурмбаннфюрер. Это я говорю вам как австриец австрийцу.

– Считаю, что война способна многому научить, в том числе и меня, – уклончиво как-то ответил комбат корсиканских эсэсовцев. Присутствовавший при их разговоре адъютант Скорцени гауптштурмфюрер Родль по-прежнему оставался сосредоточенно молчаливым.

– Вы нравитесь мне, Умбарт, и я бы даже взял вас в отдел диверсий Главного управления имперской безопасности, – продолжал Скорцени, только теперь занимая место за своим столиком на террасе, из-за которого просматривались в бинокль очертания ближайших островков.

Зная, что Скорцени вновь появился на острове, Шварц позаботился, чтобы его персональный уголок отгородили от остальной части зала разборной деревянной перегородкой. И почти заиндевевшая бутылка кроваво-красного густого вина, которую ресторатор лично принес на вздрагивающем подносе, тоже была данью его признательности Скорцени и символом их «государственно-преступной» – как выразился однажды обер-диверсант рейха – дружбы.

– Возможно, и взяли бы, – запоздало отреагировал Умбарт, – но сначала пропустили бы через гестапо.

– При чем здесь гестапо? Мне нужен офицер, а не фарш в мундирной обертке.

– В таком случае визита в гестапо лучше избегать.

– Иное дело, что в Берлине и так всем кажется, что нас, австрийцев, собралось там слишком много. У них это называется «австрийский нарыв». Не «прорыв», заметьте, а именно «нарыв». Что вы с таким удивлением слушаете меня, Умбарт? Вы что, в самом деле решили, будто центр общеевропейских интриг давно переместился на Корсику?

– Но я могу просто входить в вашу группу. Как один из коммандос. Под вашим крылом, как я понял, собирается все больше храбрых боевых офицеров, причем преданных лично вам. Откровенно говорю: для меня это единственный способ избежать дополнительных проверок в гестапо. Особенно если учесть, что с «центром заговора на Корсике» с сегодняшнего дня будет покончено.

– Причем самым решительным образом, – иронично заверил его Отто. – Хотя помню, что ни одному французскому королю, ни одному императору такое еще не удавалось. И любимую поговорку местных сепаратистов тоже не забываю: «Невозможно покорить остров, который взрастил Наполеона, покорившего половину мира!..»

Умбарт порывался что-то сказать в ответ, но в это время до их слуха донеслось мерное гудение авиационных моторов. Прислушавшись, Скорцени определил, что самолеты приближаются со стороны Рима; очевидно, союзники использовали одну из итальянских баз, расположенных в Кампании, неподалеку от Неаполя. В то, что это могут быть выискивающие вражеские суда итальянские или германские бомбардировщики, ему не верилось. В последнее время в местных небесах резвились только асы союзников. Однако вскоре внимание Скорцени отвлек вновь появившийся «баварский сепаратист» Шварц.