Под утро, обходя охранение, Рыжов заметил, что Борсина не спит, а стоит, повернувшись к костру боком, и водит перед собой, как слепая, руками. Он подошел к ней, а получилось плохо – женщина испугалась. Она задрожала и присела, почти как казашки делают, когда хотят стать меньше и незаметнее.
– Вы что? Я же посты обхожу, это моя обязанность...
– Я понимаю, господин Рыжов.
– Товарищ Рыжов... Не путайте, ваши привычки оставьте в прошлом.
Борсина вдруг улыбнулась, и спокойно, словно бы даже не заметила его откровенно командного тона, поднялась в рост и отозвалась:
– Слушаюсь, товарищ Рыжов. Или у вас так тоже не говорят?
– Иногда говорят, особенно старослужащие, кто еще в империалистическую служил. – Он подсел к затихающему огню, подбросил несколько прутиков, которые бойцы нарубили в тощем степном кустарнике. – Вы еще «будет исполнено» вспомните.
– Не такое уж плохое выражение. – Внезапно Борсина тоже подсела к огню, довольно близко к Рыжову, кутаясь в свой платок поверх чрезмерной для нее шинели. – Я вот что должна вам сказать, командир. Я просеивала зимний путь отряда есаула, но... Теперь я знаю, он тоже где-то тут. Неподалеку.
– Я знаю, мне казахи говорили, что он собрал какую-то банду и никуда отсюда с белыми не ушел. Он от них оторвался и вернулся сюда.
– Он ищет то, что оставил тут мессир. Это было что-то важное?
– Никому не говорите, но из того поезда, о которым вы, к сожалению, вспоминаете так мало, находилась часть золотого запаса Российской Федерации.
– Золото? – удивилась Борсина. – Никогда бы не подумала, но я его вообще не ощущаю... Я, знаете ли, привыкла работать с людьми, или с другими живыми объектами. Однажды, году в одиннадцатом, мне пришлось даже подсказывать одному ветеринару, как вылечить пуделя княгини Голицыной... Нет, все, что не живо, мне не доступно. – Она вдруг подняла голову и в упор посмотрела на Рыжова. – Зато с тем, чего достигают мои возможности, я работаю очень хорошо.
А Рыжов думал уже о другом, впрочем, ее взгляд, ее присутствие почему-то не пугали сейчас, а помогали. Это было хорошее ощущение, поддерживающее, почти дружественное, хотя если бы еще день назад кто-нибудь сказал Рыжову, что его будет поддерживать бывший классовый враг, и даже приближенный ко двору императрицы, он бы не стал слушать такой вздор.
– Что ваши слова означают? – спросил он.
– Как вы выразились, банда бывшего есаула Каблукова... Теперь-то его никак нельзя назвать офицером, даже если быть к нему беспристранным... – Она сбилась, снова стала отдаленной и жестковато-критичной. – Они теперь вспомнили обо мне, и думают почти постоянно. Разумеется, думает сам Каблуков, но люди под его началом в него верят. Они ищут меня, они не знают, что я пережила эту зиму, и не уверены, что я могла тут оставаться так долго, но надеются... И Каблуков меня ищет.
– Он вас ищет, – медленно проговорил Рыжов, и вдруг понял, о чем он думает. Это была довольно безумная идея, но... Кто знает, возможно, из этого можно было бы устроить проверку возможностей для самой Борсиной. – Вы давеча сказали, что подзывали нас голосом, который звучал из ниоткуда, из голой степи, где не видно было ни одного человека. Вы и их можете подозвать?
Борсина смотрела на Рыжова такими огромными, такими черными глазами, что ему даже неудобно стало, словно он сморозил что-то невероятное.
– Значит, вы поверили. Я знала, что вы поверите... Да, я могу их подозвать. Это нетрудно, это даже будет легко, раз они думают обо мне. – Она снова попробовала плотнее закутаться в шаль. – Вы хотите... Заманить их в ловушку, чтобы покончить с ними?
– Я думаю, золото тут было, – сказал Рыжов почти с отчаянием от того, что полученный им приказ окажется невыполенным. – Но вернуть его трудно. А мы тут бродим-ходим, целую сотню на это дело отозвали с фронта, а ведь там мы были бы нужнее... Так хоть с бандитами Каблукова расправимся, все какой-то смысл в этом нашем блуждании будет.
– Я вам нужна, чтобы они выехали на приготовленную вами позицию? – Борсина опустила лицо. – Кажется, так говорят военные?
– Да, так. И именно так я подумал, когда вспомнил вашу уверенность, что вы нас вызвали к юртам Кумульчи.
А может, все это чушь, подумал Рыжов, все же у них был казах-пастух, они его разговорили, он признался, что поблизости есть какая-то русская женщина, не казачка... Если подумать, ничего особенного не произошло, не было ничего такого, что подтверждало бы странные слова Борсиной. Вот только... Только ее уверенность, и какое-то чувство, что это может быть правдой, как оказался... почти настоящим тот голос в степи, что звал его.
– Хорошо, я сделаю... Только скажите мне, что вы отдали Кумульче, чтобы он отпустил меня с вами?
– Как он мог не отдать? – удивился Рыжов. – У нас почти полный эскадрон, ребята обстрелянные, при желании я мог бы силой заставить его.
– Но вы не стали... силой.
– Я подумал, будет лучше, если мы не станем с ними воевать. А торговаться, особенно за женщину, пусть и не казашку, они привыкли.
– Так вы скажете, чем заплатили за меня?