— Постой-ка, — Смирнов обошел вокруг Петьки. — А это не ты разве сейчас с коромыслом по улице шел? Мы проезжали мимо.
— Да нет же!
— Надо же, какое сходство…
— Это — женщина, — пояснила Даша. — Тетя Маша.
— Оно и правда! — воскликнул дядя Миша, пристально вглядевшись в Петькино лицо. — Я все думаю, на кого же он своей физиономией походит? А оказывается, на Марью! Сотворит же природа!
Смирнов от души расхохотался.
— Ой, не могу, ребята! Ха-ха-ха! Дело в том, что я эту вашу тетю Машу за Петьку принял и предложил подвезти! Еще Петром назвал! Она на меня посмотрела, как на умалишенного… А я еще думаю, что это с Петей такое случилось, что своих не признает! Зато Петьку сейчас за эту вашу тетю Машу принял! Ой, умора! — Потом, немного успокоившись, взглянул на часы: — Ладно ребята, некогда. Ну что, едем, Михаил Дмитриевич?
— Едем! Петра возьмем?
— Естественно!
— Поедешь, Петьк, на старый рудник?
— Конечно!
— Вот видишь, Петьк, как говорится, на ловца и зверь бежит. Я тут с самого утра голову ломал, как бы нам поскорее туда добраться, а тут вон — карета целая подъехала!
Петька был вне себя от счастья. Вот это здорово! Нет, все-таки стоило ему перестать таскать за собой эту сумку с прилипшей к ее дну книгой, как судьба тотчас же повернулась к нему лицом.
— И я с вами! — послышался голос Даши.
— Нет, Даша, ты останешься дома, — тоном не допускающим возражений сказал дядя Миша.
— Тогда пусть и Петя останется, — настаивала Даша.
— Ты что, с ума сошла, что ли! — закричал Петька. — Да, может, я только для того сюда и приехал, чтобы по руднику походить!
— Да по руднику ты все равно не походишь, — вмешался дядя Миша. — Это однозначно.
Он заговорчески подмигнул Петьке.
Нет, что ни говори, а дядька у Петьки все-таки — человек. Свой в доску. Другой бы на его месте начал бы пальцы гнуть — мол, мы одни с корреспондентом съездим, тебе, мол, нечего там делать, опасно. Ну как обычно взрослые поступают: сначала подговорят ребенка на что-то, а потом вдруг раз — и передумают!
— Отойдем на минутку, — потянула Бумажкина за рукав Даша.
Петька сделал шаг в сторону.
— Разве ты не помнишь, о чем предупреждала тебя баба Груша?
— А о чем она предупреждала? — вытаращил глаза Петька. — Чтоб я тряпку, что ли, красную, с лица не убирал?
— Ну при чем тут тряпка красная? Разве не помнишь? Она сказала, ни под каким предлогом не ходить на Серебряную гору! А ведь там как раз и расположен старый рудник!
Петька что-то подобное очень смутно помнил, ведь челюсть тогда буквально разрывало от зубной боли.
— А… это… Тьфу ты, какие глупости.
И действительно, все сказанное бабой Груней казалось Петьке ерундой, даже не стоящей обсуждения.
— Да нет, не глупости, Петь, — голубые глаза Даши стали темными и глубокими, — не глупости. То, что говорит баба Груня, — все сбывается.
— Ну что, молодежь, долго еще любезничать будете? — подал голос дядя Миша. — Ты, Петька, едешь или шуры-муры разводить будешь?
— Еду, конечно…
— Ну, тогда — вперед!
— Дядя Миша! — воскликнула Даша, но Петька так посмотрел на нее, что она не осмелилась продолжать дальше.
— К половине третьего, Даша, мы приедем, — сказал дядя Миша. — Нужно, чтобы к этому времени пельмени уже дымились на столе. Поняла?
Петька запрыгнул в «уазик», выглянул в окно. Девочка, не отрываясь, смотрела на него тревожным взглядом. «О, женщины!..» — только и успел подумать Петька.
Глава 21. Серебряная гора
Машина рванула с места и помчалась по поселку. Теперь Петька сумел рассмотреть незнакомцев, а точнее — их головы, поскольку те находились в кабине, а Бумажкин, дядя Миша и Смирнов — в салоне. Одна голова была длинная и неподвижная и принадлежала водителю, другая — круглая и вертящаяся. Но вот «уазик» выехал из Благодатного и Петька перестал разглядывать головы сидевших впереди. Он вспомнил, как еще только вчера они с Геннадием Борисовичем из последних сил пересекали это самое поле, по которому сейчас мчались. А вот и дорога, по которой жители поселка предпочитают не ходить в темное время суток… Слева — лес, справа — белоснежная равнина, окаймленная вдалеке грядой сопок. И одна из них — Серебряная гора. Петька понял, что в его путешествии начинается новый, головокружительный этап. Уж теперь-то ему наверняка будет чем доводить этого несносного толстяка Попова.
Вдруг вспомнилась Даша, ее тревожный взгляд. Петьке стало не по себе. Девочка волнуется, а он так грубо с ней обошелся. Нужно будет обязательно извиниться. Ни с того ни с сего в памяти выплыло лицо Самохваловой — узкие злые глазки, тонкие губы. И что только он в ней нашел? Вот уж верно, что все познается в сравнении.
Погруженный в свои мысли, Петька и не слышал, о чем шептались дядя Миша и Смирнов. Лишь однажды его слух уловил слова Сергея: