Золото шаманов

– Расплавилось, – он закрыл печь, сбросил рукавицы, стянул на лоб очки. – Знаешь, на удивление немного серебра получилось. Илья, вот тебе кусачки, раскромсай три ложки. Такие чтобы не больше ногтя куски были.

– О`кей! – я с азартом включился в работу. Поначалу ложки было жалко, но создавать что-то новое оказалось таким необычайно увлекательным занятием, что сострадание быстро улетучилось.

Бывший энтомолог придвинул поближе самую большую форму, откинул фиксатор, раскрыл пулелейку, внимательно посмотрел в неё и зачем-то подул.

– Нормалёк? – спросил я.

– Нормуль, а что ей сделается? Сейчас совершим первую заливку, прогреем форму, – Вадик свёл половинки пулелейки и зажал фиксатором. – Найди за буфетом садовый совочек и сложи на него все куски, что ты настриг.

Действительно, возле плинтуса приютился узкий совок с пятнами ржавчины. Я обтёр с него паутину и положил на краю стола, чтобы Вадику было удобно дотянуться.

– Готов? – спросил он. – Тогда отходи подальше. Желательно к дверям, чтобы выскочить. Если я на пол пролью, загоримся. Там в ванной ведро есть, бегом за водой, будем тушить.

Судя по затёртым подпалинам, бороться с огнём на кухне Вадику было не впервой.

Вадик выключил муфельную печь, распахнул дверцу, щипцами вытянул из пышущего жаром нутра тигель и, удерживая его на весу, наклонил над жерлом пулелейки. Блестящая струя живого металла скользнула в щель и пулелейка зарычала, завибрировала на толстенном асбестовом листе.

– Так её, милую! – Вадик отставил тигель, подхватил стальной крюк и выгреб хлопья шлака – отожжённых окислов полежавшего в земле хабора. Гольдберг засыпал содержимое совка в тигель, поставил его в печь и закрыл дверцу. – Готово! Иди, Илья, открой окно.

Муфель снова загудел, нагревая свежую порцию металла. На кухне было душно, как в бане. Я раздёрнул гремящие рамы и подошёл к столу.

– Подождём, пока затвердеет, а форма нагреется, – распорядился Вадик. – Никогда ещё с серебром не работал. Оно должно дольше остывать.

– Как же ты свинец плавил?

– В консервной банке на газовой плите, – бесхитростно отозвался Гольдберг. – Оболочки с телефонного кабеля нарежешь и туда! Или грузил в рыболовном магазине купишь…

– И ты этим стрелял?

– А почему нет? Нормально летит, если отливка ровная. Ствол, правда, освинцовывается, пули-то без медной рубашки, но это не смертельно. А что делать, если у нас нормальных патронов не купить? Да и плевать, не так часто я стреляю, чтобы стволы в хлам уделать. Ладно, давай смотреть, что там у нас с серебром получилось. Ты не пугайся, первая отливка точно вся в раковинах, но мы её для прогрева делали.

Вадик откинул фиксатор и с заметным усилием раздвинул половинки формы. Стальным крюком отделил то, во что переплавились мои находки. Тяжёлый слиток упал на стол. С длинной полосы серебра на толстых черешках свисали маленькие блестящие снарядики. Это были пули для «Смит-и-Вессона».

12

Мокрая кошка выглядела как сдохший кролик. Она прыснула у меня из-под ног, по прямой, как бегают кошки, выдавая моё местонахождение. Впрочем, сейчас было выгодно, чтобы преследователь не терял меня из виду и продолжал погоню.

Я перебежал ярко освещённый Светлановский проспект и нырнул в темень Сосновского лесопарка. Оглянулся. Нелепая фигура в куртке с накинутым капюшоном пересекла проезжую часть и, припадая на обе ноги, устремилась за мной.

«Уньрки не устаёт, не спит, но много ест и поэтому всегда кажется голодным, – всплыли в голове слова Кутха. – Шаман-милк отыскал его в Верхнем мире и вернул в мёртвое тело. Теперь уньрки нужны сладкое мясо и тёплая кровь. Нутряной жир и кожу любит он, чтобы залечивать раны и жить.»

Странный гость с Камчатки многое поведал нам перед охотой, но самое неприятное было то, что цыганское проклятие осталось. Его невозможно было снять, его можно было только на кого-то переложить. В тот вечер на даче Гольдберга не нашлось подходящей жертвы, и теперь я обречённо бежал, слыша за спиной тяжёлый топот насытившегося упыря.

На полном ходу я влетел в лужу. Нога поехала, и я плюхнулся в воду. Уньрки догонял. Я перевернулся на четвереньки, между пальцев выдавливалась холодная грязь. Зачерпнул пригоршню и бросил в лицо набежавшей твари. С низкого старта, как спринтер, сквозанул дальше по дороге. Однако вскоре темп сильно упал. Заткнутый за ремень брюк «Удар» тяжело колыхался и отчаянно мешал. Я в очередной раз порадовался, что не взял второй пистолет, без него и так приходилось несладко. Бегуном на длинные дистанции я был некудышным и быстро выдохся. Местность оказалась неподходящая для ночных кроссов, я постоянно обо что-то спотыкался. Неровности грунтовой дороги едва не доконали меня, когда земля под ногой вдруг исчезла и я топнул по залитой водой ямке. Вдобавок, развязался шнурок на новеньких, купленных специально для решающего забега кроссовках, и теперь хлестал по земле.