— Я хочу. — Сашка облизала пересохшие губы. — Не беспокойся, Игорь! Посмотри, здесь вся площадка истоптана. Все катаются.
Этот довод, казалось, успокоил брата. Но он неодобрительно наблюдал и за ней, и за Глебом, который освобождал Сашку от лыж, давал какие-то рекомендации. Потом вообще стал уверять, что будет даже интереснее, если кто-нибудь подтолкнет. Придаст, так сказать, ускорение.
Сашку охватило оцепенение, и, как заколдованная, она согласно кивала на все предложения Глеба. Он сначала оттянул тарзанку далеко от края обрыва, а потом сильно толкнул вперед…
Сашка смотрела вниз. Там мелькали верхушки сосен. Она стала птицей. Или аэропланом. Страшно. Под ней проплывала пропасть. Ужас как страшно. Сердце замирает. Какой восторг этот полет. Никогда и ничего она не хотела так сильно, как лететь над этой пропастью и умирать от блаженства. Упоительного, сумасшедшего блаженства сладкого полета… сладкого, сладкого, сладкого… Боже, что это было?
Альбинка стянула с себя ботинки, влезла в коротенькие белые сапожки на толстой подошве и прошлась по дощатому полу.
— Ой, как хорошо после лыж ходить в нормальной обуви!
Она сняла шапку, и блестящие светло-русые волосы с перламутровым отливом рассыпались по плечам. Очень хорошенькая! Игорь, взглянув на нее, так и замер с шерстяным носком в руке, смешно приоткрыв рот. Когда это Альбинка успела превратиться в такую красавицу? Она кокетливо повела головой и устремила на него взгляд сияющих синих глаз.
— Как возвращаться на дачу не хочется! Давайте оставим здесь лыжные причиндалы и пойдем в клуб! — Она наклонилась к сидящей на лавке троице и шепотом, чтобы не слышал начальник спортбазы, стала излагать свой план.
План был нехитрый, но его единодушно одобрили. Альбинка предлагала купить в клубном буфете бутылку и распить ее в замке, если удастся проникнуть туда.
Замком называли в «Архангельском» просторный двухэтажный дом невнятной архитектуры, но с милыми излишествами. Башенки, колонны, веранды, решетки, лепнина в виде кистей винограда — все это выглядело симпатично, уютно и нескучно. Замок располагался на пригорке, в живописном парке со своими аллеями, цветниками, прудом и рощицей. В солнечную погоду он сиял и искрился, как сахарное украшение на праздничном торте. Обнесенный высоким, глухим забором, замок занимал довольно большой кусок территории дачного поселка.
По каким-то не очень понятным причинам этот маленький Ватикан много лет пустовал. В нем никто не жил, что никак не сказывалось на его внешнем виде и внутреннем убранстве. Замок содержался в идеальном порядке и в любую минуту мог принять нового хозяина. Там тщательно мыли окна, чистили ковры, вытирали пыль и проветривали комнаты. Иногда уборщица забывала запереть окно на шпингалет, и охочая до новых впечатлений молодежь забиралась внутрь.
Делать там в общем-то было нечего. Бродили по комнатам, залезали на чердак, оттуда на крышу, покрытую диковинными свинцовыми пластинами, которые мягко гнулись в руке, спускались вниз, гладили чучело медведя, стоявшее в холле во весь рост, выкуривали запретную сигарету и убегали тем же путем, что и пришли. Свой окурок каждый уносил с собой — осквернять замок запрещалось местным кодексом, принятым среди архангельских детей.
Туда-то и задумала Альбинка провести всю компанию. Тихо обсуждая, какой алкоголь лучше подойдет для их мероприятия, они толпились возле буфетной стойки. Выбор пал на вкусную, слабопьяную «Клюковку» по рубль шестнадцать за бутылку.
— Я сам куплю. Подождите меня в сторонке, Мне с Анныванной потолковать надо, — по-взрослому солидно сказал Глеб.
«Анныванна» — буфетчица, дородного вида женщина лет сорока, — знала в «Архангельском» всех и каждого. Пышнотелая, громогласная, улыбчивая — к ней все относились с большой симпатией. За долгие годы работы в буфете она привыкла запоминать вкусы своих покупателей. «Вам яблочки зеленые отложила! Какие любите», «Конфетки вчера привезла с клубничной начинкой! Вы в прошлую субботу интересовались»… Многие министры и их жены даже доверяли ей свои семейные проблемы и частенько просили «этому стервецу алкоголь не продавать!». Когда стервец приходил за бутылкой, она, немного жеманно опираясь локтями о буфетную стойку, тихонько, чтобы не срамить перед народом, говорила ему прямо в ухо: «Отец не велел». Стервец уходил ни с чем или просил какого-нибудь нестервеца купить для него выпивку.
С Глебом Анныванна делала маленький бизнес. Продавала ему американские сигареты в количестве, не предусмотренном буфетной торговлей, и Глеб с каждого блока «отстегивал» ей по полтора рубля. «Палочки здоровья», так называл он свой товар, Глеб отдавал одному барыге, набавляя трояк на цену Анныванны, и всегда был при деньгах.