Золото скифов

Об их планах на будущее разговор никто из домочадцев не заводил, но, когда вечером вся семья собиралась за ужином, эта тема, казалось, витала в воздухе, даже если обсуждали погоду. «Либерману» во время семейных застолий кусок в горло не шел и вспоминался отец со своими старомодными, но не лишенными резона предостережениями.

«Что ты скажешь ее обожаемому деду?» — словно наяву слышал Игорь, когда смотрел в небесно-голубые глаза дедушки Хельмута.

За что Клара так его обожает, стало понятно очень скоро. Он оказался на редкость обаятельным стариканом. Опрятное, чисто выбритое лицо лучилось добротой. В тихом голосе чувствовалась внутренняя сила уверенного в себе человека. Говорливость, свойственная многим пожилым людям, начисто отсутствовала. Зато наблюдательность — в избытке. Все вместе придавало особую весомость его скупым высказываниям. Игоря он принял тепло и с удовольствием говорил на русском, который выучил еще в советском плену.

Даже в летнюю жару не расставался он с толстым свитером и теплой курткой. Вспоминал, как настрадался в молодости от лютого русского холода. Сначала в окружении под Сталинградом, а потом в Суздале, в лагере для военнопленных, где провел тринадцать лет.

Заложником той жестокой кровавой войны он оказался в сорок третьем. Летом сорок первого она была еще головокружительно победоносной. Вермахт совершал бросок через Украину. Пехотная дивизия 11-й армии, проделывая по тридцать миль в день, двигалась к берегам Ингула.

Короткий отдых давал вечерний привал. Хельмут, тогда молодой обер-лейтенант, служивший в саперной роте, несмотря на смертельную усталость, по ночам спал плохо. Прохладный влажный ветер, гуляющий над украинской степью, тревожил запахами сотен трав, доносил легкий шелест хлебов и потрескивание подсолнухов. Вглядываясь в звездное небо, Хельмут пытался представить, что нет никакой войны и он не лежит, скрючившись, в наспех отрытом окопчике, а парит над черными от ночной тьмы полями и не может надышаться густым медовым воздухом. Но чувство тревоги и страх перед прекрасной поруганной землей не проходили. Он закрывал глаза и просил Пресвятую Деву помочь скорее вернуться домой.

В один из августовских дней он получил приказ обезвредить неразорвавшуюся полутонную бомбу, попавшую в курган накануне, во время воздушной атаки люфтваффе. В кургане после бомбежки обнажилось древнее захоронение, с золотой россыпью поблескивающих на солнце предметов.

Хельмуту первому удалось рассмотреть их вблизи. Кому, как не ему, сыну потомственного антиквара, дано было понять, что перед ним очень древние вещи, скорее всего греческого происхождения, но принадлежащие, судя по типу захоронения, богатому скифскому царю. У него появилась возможность хоть ненадолго отключиться от ненавистной войны и изнурительной гонки по украинской степи. Хельмут, как имеющий навык обращения с деликатными вещицами, получил задание сделать к утру опись найденных сокровищ и надежно упаковать для отправки в Германию.

Составить каталог нескольких десятков находок за такой короткий срок, конечно, нельзя. Хельмут отобрал самые значительные и дал их подробное описание, включая полученные при бомбежке повреждения. Остальные просто внес в список. Но при этом потребовал в свое распоряжение кого-нибудь из внушительной толпы фотографов, прибывавших на поля сражений фиксировать для истории красноречивые картины победы тевтонского оружия.

Запутав фотографа, получившего необычное задание, сложной схемой регистрации груза перед отправкой в Германию, Хельмуту удалось оставить себе по экземпляру каждой фотографии и, конечно, составленную им самим опись. Словно чувствовал, что сгинут ценности либо в военной неразберихе, либо в коллекции какого-нибудь генерала.

Так и получилось! Все вещи и сопроводительные бумаги пропали. Как в воду канули. Если бы не копия каталога, привезенная Хельмутом домой летом сорок второго, могло б показаться, что никакого золота с серебром не было и в помине.

…Игорь перебирал пожелтевшие за шестьдесят с лишним лет фотографии, которые запечатлели невиданной красоты шедевры древних мастеров, и от волнения у него дрожали руки. Необычной формы серебряные сосуды, короткий меч-акинак, отделка рукояти которого выполнена в неизвестной технике, редкое нагрудное украшение — пектораль, прелестная золотая фигурка оленя, как якорь подвешенная на толстенную золотую цепь. Точно такого оленя, но в бронзе, он видел в так называемом «Казбекском кладе». Очень интересное совпадение!