Он рванулся в круг, пытаясь помочь сбитому на землю человеку, но тут толпа расступилась, и старик увидел Хажисултана, который, как мешок, волочил за косы Нафису. Бросив ее к ногам отца, он заорал, выкатывая налитые кровью глаза:
— Кто хочет покрыть позор этих прелюбодеев? Кто, я спрашиваю? Кто?.. Пусть выходит по одному и скажет, что я не прав, что я забыл законы предков и поступаю не так, как велел аллах?
Нафиса лежала бездыханно, закрыв глаза, лицо ее было тоже в крови и ссадинах, перепачкано в глине и земле.
— Бросьте эту неверную к ее псу! — Хажисултан-бай плюнул в запрокинутое лицо Нависы, и никто не решился стереть этот плевою с ее щеки. — Хотела сука спать с этим кобелем — теперь пускай лежит с ним рядом!..
Парни послушно схватили за ноги Хисматуллу и подтащили к Нафисе.
— Бейте неверных, опозоривших нашу дерев ню! Наши обычаи и законы! — кричал белый от бешенства Хажисултан. — Покажите этой суке, как бегать от мужа!.. И дайте еще хорошенько этому русскому прихвостню — он с ними дружбу водит!.. Он продал нашу веру!
Уже нельзя было понять, кто кого бьет, кто кого защищает, все смешалось в кучу, потонуло в злобных выкриках и стонах.
Однако парни Хажисултана-бая отбили Нафису и Хисматуллу от гостей, подняли их на ноги, привязали к конскому хвосту и, подталкивая их в спины, повели вслед за лошадью по улице.
Хайретдин обезумел от горя — он пытался протолкаться ближе к дочери, плакал, кричал, но кто-то все время оттаскивал его в сторону.
Не пройдя и двадцати шагов, Хисматулла упал, поволокся по земле, но парни стали пинать его, чтобы он поднялся:
— Встань, проклятый! Встань!
Хисматулла полз бессильно по земле, ноги его болтались, как неживые, на лбу и губах запеклась кровь, рубаха висела на нем клочьями. Нафиса шла, спотыкаясь, рядом — босая, раскосмаченная, пытаясь окровавленными руками прикрыть грудь и живот, но парни, хохоча, рвали на ней платье, чтобы люди видели голое тело неверной.
— Зачем вы их мучаете? — не выдержав, за кричал кто-то из толпы. — Аллах не простит вам!
— Кто защищает неверного — тот сам неверный!! — огрызнулся один из парней.
— Собаке собачья смерть! — поддержал другой.
— Вам жалко тех, кто продал свою веру? — сплюнул толстый человек, приходивший сватать Нафису. — Да я своими руками задушил бы эту падаль!
Собрав последние силы, Хайретдин прорвался к нему, запричитал:
— Сват, ну что дурного сделала тебе моя дочь?
— Другой на твоем месте от стыда бы сквозь землю провалился! — Сват что есть силы хлестнул черемуховым прутом по спине Нафисы. — Кто вырастил это отродье?
— Не трогай ее! Аллах покарает тебя! — Хайретдин оттолкнул с силой свата. — Руки у тебя отсохнут!
— У самого отсохнут, старая ворона! — Длинный, как жердь, парень оттер плечом Хайретдина. — Не каркай и убирайся отсюда, пока цел!..
— Да что ты с ним разговариваешь? — крикнул его товарищ, мордастый и конопатый. — Дай ему по рылу, чтоб отвалился!.. Мало что дочь распутную вырастил, так еще защищать вздумал!..
Словно подбодренный этими криками, сват развернулся и ударил Хайретдина в грудь:
— Позор на твою голову! Позор!
Кто-то толкнул старика в спину, и он упал на колени, уперся руками в землю, новый удар опрокинул его навзничь, он раскинул руки, слабо вскрикнул от боли, и чуть не вся толпа прошла по нему, давя его руки и ноги, плюя ему в лицо Кровь теплой струйкой потекла по его щеке, смочила бороду, кровь била в виски, шумела в голове, и сквозь эти волны и гул он услышал голос муллы:
— Слушайте, правоверные! Слушайте, мусульмане! Неспроста оказались среди нас неверные, гоните их прочь от себя!.. Видите, как их зараза переходит на нас и позорит нашу честь!.. Хисматулла и года не поработал с русскими, а взялся похитить законную жену мусульманина! А эта грязная девка, которой Хажисултан-бай оказал такой почет!.. Вместо того чтобы целовать ему ноги, почитать его как благодетеля и данного аллахом мужа, она променяла честь на бесчестье, променяла уважаемого человека на какого-то голодранца… Хажисултан еще милостиво поступил — только выгнал вон из дома, а другой разорвал бы ее на куски и бросил доедать собакам!..
Толпа, хрипло и тяжело дыша, слушала своего муллу, стоявшего на пригорке в белой чалме. Он поднимал соединенные вместе ладони к рябому лицу, потом вскидывал их над головой и точно заклинал всех:
— Пусть всемилостивый аллах оградит нас от наших врагов! Пусть это будет для вас уро ком жизни, мусульмане!
В толпе кто-то чихнул, и мулла строго посмотрел на человека, осмелившегося прервать его речь таким недостойным способом, однако лишь сдвинул седые брови к переносью и продолжал назидательно и поучительно, словно не говорил, а читал вслух коран:
— По шариату с законной жены дозволено содрать семь шкур, если в том будет надобность, ибо всем известно, что то место, по которому ударит муж, даже в аду не горит. Известно, так же, что жена, если ее не бьет муж и не учит, как положено, становится плохой и нерадивой, ибо в нее вселяется бес!.. Вот глядите на этих неверных, преступивших закон шариата!..