За разговором мальчики не заметили, как подошли к кладбищу.
— Вон могила моего отца, — Гайзулла подбородком указал на невысокий холмик, с которого клочьями слезал снег. — А матери твоей могила правее, у того куста, видишь?
— Здесь? — пальцем показал Загит.
— Кто тебя учил на могилу пальцем показывать? — рассердился Гайзулла. — Никогда этого не делай больше, если надо — головой кивни, и все, понял?
— Я не знал… — расстроился Загит.
— Ладно, ничего! — смягчился Гайзулла. — Не огорчайся… Пойдем посмотрим на младенчика нашего, видишь, тот дальний холмик? Снегом занесло, еле-еле из-под него глядит…
Ребята долго бродили по кладбищу, разыскивая могилы знакомых и разговаривая. К вечеру Гайзулла заторопился.
— Пошли скорее, а то скоро ангелы при дут, — сказал он. — Нехорошо мешать им…
Вернувшись домой, Загит припрятал в рукав половину своей вечерней доли мяса. «Отдам Гайзулле-агаю, вот удивится, — подумал он. — Может, сейчас отнести?»
— Отец, я еще навоз на дворе у бая не до чистил, — сказал он, — не сходить ли?
— Завтра дочистишь, темно уже, — возразил Хаким. — Пока сыт, сиди лучше спокойно, дольше продержишься! — Он задумался, петом по вернулся лицом в сторону Мекки и, произнеся молитву, добавил от себя: —Храни нас, аллах, не заставляй нас дойти до такой нужды, чтобы просить под чужими дверями. Много у меня грехов, но что они по сравнению с моей нищетой? Дай мне счастья и долгой жизни, дай счастья моим детям…
После молитвы он уселся поудобнее и заговорил раздумчиво, ни к кому не обращаясь:
— Я богат, я богаче других, — у меня есть коза. Если я захочу есть, у меня есть еда. Когда кончится телятина, аллах пошлет что-нибудь… Главное, чтобы была причина! Сделаешь при чину — аллах вдруг пошлет тебе еду, а когда по ешь, у тебя появляются силы, чтобы снова найти причину!.. — Он поднял голову и посмотрел на Загита. — У нас там в кадушке еще немного муки осталось, да? Так вот — вымой руки и заме си лепешку, пусть старый хлеб не перебивает дороги новому… Завтра праздник, лепешку и козлят отнесем мулле, и это будет наше подаяние к празднику!..
Утром Хаким положил лепешку за пазуху, взял на руки двух козлят и отправился к мулле. Вернулся он скоро, принес обратно козлят и, выложив лепешку, завернул ее в скатерть, ворча:
— Совести у этого Гилмана нету, за шесть душ последнюю козу просит! Я ему говорю: «Что ты с нами делаешь? На шесть душ как раз двух козлят хватит — на четыре души по одной ноге, и на две души — по паре! А он уперся — и ни в какую! Ну, ничего, подрастут козлята, обойдемся… А что еще делать? Выхода нету! Лишь бы аллах принял наше подношение…
Он привел со двора козу, в последний раз подвел ее к козлятам, чтобы те насытились, и, привязав ее за рога, снова отправился к мулле.
Мугуйя тихо заплакала. Слезы катились и катились по ее бледным щекам, и Гамиля, увидев, что мать плачет, тоже стала всхлипывать, пока слезы градом не хлынули из глаз. Поглядев на них, во всю мочь заревел Аптрахим…
Наступил праздник. Чтобы получить подарки и вволю поесть, Загит, Султангали и Гамиля вышли на улицу. Султангали и Загит тут же разбежались в разные стороны, а девочка, постояв немного у ворот, увидела бегущую в ее сторону большую черную собаку и спряталась обратно во двор.
Тихие и спокойные обычно, улицы сегодня были полны людей. Загит побежал к мечети, как вдруг кто-то окликнул его сзади:
— Эй, малайка!
Загит обернулся. Посреди улицы стояли несколько мужчин, они шумно спорили о чем-то, один был одет в мундир.
— Иди сюда! —окликнул снова стоявший рядом с ними человек с курчавой каштановой бородкой. — Ну, иди же, не съем я тебя!
Загит несмело подошел. Мужчины разом умолкли при его приближении и с любопытством поглядывали на него.
— Ты что здесь делаешь? — спросил бородатый.
— Иду праздничные угощенья собирать… — удивившись, что незнакомец не знает о том, что сегодня праздник, ответил Загит.
— Скажи уж сразу, что побираешься, милостыню просишь! — усмехнулся человек в мундире.
— Постой! — махнул рукой бородатый и снова повернулся к Загиту: —Давно здесь бегаешь?
— Только что вышел.
— А такой бумаги никто тебе не давал? — Бородатый показал ему листок с черными значками и закорючками.
— Нет, агай, такой я не видел, — с интересом рассматривая бумагу, ответил Загит. — У муллы нашего, говорят, бумага есть, вы к нему зайдите — может, и одолжит вам…
— Э, да что там, не знает он ничего! — рас сердился человек в мундире. — Пошли дальше!
Загит побежал от дома к дому, но почти везде уже побывало до него много детей, и в некоторых домах, устав от этого нашествия, уже закрыли ворота. Потеряв надежду, Загит понуро возвращался домой, как вдруг его окликнул стоявший у ворот Хажигали.
— Зайди ко мне! Что ты грустишь, дитя мое? Не надо, праздник для того, чтобы люди радовались! — сказал он, ведя мальчика в дом. — Мать, что у тебя там? Давай сюда, а то совсем замерз малай!