Золото Соломона

Руфус Макиен бежал на восток вдоль фасадов зданий, выходящих на плац. На полпути к Кровавой башне он хладнокровно повернулся спиной к плацу и посмотрел в окна: не торчит ли оттуда ружейное дуло, но увидел только лицо служанки в окне верхнего этажа. Здесь всё безопасно; тем не менее он взял ружьё на изготовку, поскольку гвардейцы или стражники могли затаиться где-то ещё. Вторая тройка залегла ярдах в двух позади него, чтобы стрелять через плац. Тем временем Энгусина и остальные молодцы прикрывали их огнём из верхних окон наместничьего дома. Первая тройка, бросив разряженные и ещё дымящиеся ружья, пробежала к Кровавой башне, миновав Макиена и вторую тройку артиллеристов, как раз когда те выпалили в неопределённом направлении.

В окне дома слева от Макиена мелькнул алый мундир. Шотландец развернул дуло в ту сторону, но гвардеец увидел его и упал на пол раньше, чем Макиен успел нажать на спуск.

Вторая тройка, точно так же бросив ружья, вскочила и вслед за товарищами припустила к Кровавой башне. Макиен двинулся за ними, но не бегом, а шагом, отчасти потому, что ждал ещё подкрепление из наместничьего дома. Артиллеристы не подвели: двое, а затем ещё двое перебежали к нему под выстрелами. Однако у Макиена была и другая цель: следить за домом, в котором укрылся гвардеец (или гвардейцы).

Из фахверковых домов, протянувшихся по южному краю плаца, наместничий был самым западным. Руфуса Макиена больше всего тревожил противоположный, восточный край, ближе к Кровавой башне. Он выдавался на луг в такой мере, что, на взгляд военного, представлял собой бастион. Между его восточной стеной и Кровавой башней располагался открытый пятачок футов пятнадцать шириной, то есть достаточно узкий, чтобы вести прицельный огонь. Гвардейцы, засевшие в этом доме, могли сорвать весь план касательно Кровавой башни.

За окном — ниже — снова мелькнул красный мундир. Гвардеец сбегал по лестнице!

Дверная ручка двигалась! Макиен смотрел, зачарованно, не больше чем с десяти футов. Дверь приоткрылась на полдюйма. Всё понятно: солдат видел двух пробежавших к Кровавой башне молодцов, но не видел Макиена. Тот внезапно представил события следующей минуты так ясно, как если бы они уже были в прошлом. Он положил ружьё и шагнул к двери, двумя руками нащупывая за спиной рукоять. Клеймор взмыл над головою в тот самый миг, когда дверь распахнулась и в неё выглянуло сжимаемое белыми руками ружьё.

Макиен опустил рукоять так быстро, как только мог, однако куда быстрее двигалось остриё. Четырёхфутовый клинок со свистом, как бич, рассёк воздух. Произошло нечто нехорошее, и ружьё упало на землю. Лезвие, перерубив гвардейцу руку, вонзилось в край двери, отщепило аккуратный клинышек и застряло, наткнувшись на гвоздь. Гвардеец исчез внутри — Макиен даже не видел его лица. Тут же рукоять меча едва не вырвалась из рук, поскольку дверь потянули на себя. Лезвие ударилось о косяк и выскочило из древесины так резко, что клеймор, содрогнувшись от острия до рукояти, спружинил вверх. Макиен поймал его за крестовину и услышал, как задвигаются щеколды — из чего заключил, что за дверью есть ещё гвардеец.

Макиен прижался к стене дома. Несколько мгновений ушло на то, чтобы убрать клеймор за спину и оценить расстояние до ружья. Стражники стреляли по нему через плац — однако пуля при такой дистанции учитывает пожелания, а не выполняет приказ. Пули били по окнам у Макиена над головой, вероятно, доставляя больше хлопот гвардейцам, чем ему.

Макиен подбежал, схватил ружьё и бросился за угол дома, на открытое пространство перед Белой башней. Теперь, чтобы стрелять по нему, гвардейцы должны были перебежать к другим окнам и, возможно, даже в другие комнаты.

Тактика сработала, как нередко срабатывает самая простая и дешёвая тактика. В окне первого этажа появился гвардеец и тут же замер, поняв, что подставился врагу. Это дало Макиену время навести ружьё ему в грудь. Но тут распахнулось окно верхнего этажа, и там тоже мелькнул алый мундир.

Очень быстрый расчёт: солдат в окне первого этажа — верная цель, осталось только спустить курок. Солдат наверху всё равно выстрелит, что бы Макиен ни делал, а вскидывать ружьё и стрелять в него значит почти наверняка промахнуться. Он нажал на спуск.

Что произошло дальше, можно только гадать, потому что видел он только пороховой дым. Через мгновение наверху грянул выстрел, и земля под ногами вздрогнула. Макиен решил, что это удар пули в его тело передался через ноги земле; постояв ещё миг, он почувствует первые жаркие клочья боли, а кровь, разливаясь по лёгким, вызовет непреодолимое желание прочистить горло.

Однако ничего этого не произошло. Дым рассеивался. Макиен поднял глаз к окну из чисто профессионального интереса: ему хотелось взглянуть в лицо солдату, промазавшему с такого расстояния, насладиться позором англичанина, когда тот поймёт, что попал в землю.