Золото Советского Союза: назад в 1975

— Ого! Не ближний путь. Так не могу. Меня мать ждёт, да и не одет я толком. И вообще, у меня подписка о невыезде. Под следствием я.

— За участкового не переживай, не до тебя ему будет. А мамку Зинка предупредит, правда же? И одёжку сварганим.

— Что за спешка? Дайте хоть домой заскочить.

— Непонятливый ты, Саня. Тебя пока добром в гости приглашают. А могут и по-плохому.

— Это кто же такой хлебосольный?

— Не прикидывайся. Передо мной не надо комедию ломать. Порассказали тут, что ты артист, оказывается. Провалы в памяти, никого не узнаю, и вообще дурак дураком.

— Так я и не прикидываюсь. Правда не помню. Тебя тоже.

— Вот как. А его? — спросил мужик, указывая на Ваську.

— Этого помню. Он нас с мужиками в тайге кинул, тварь, когда менты обложили. Что же ты, Вася, с товарищами своими так?

— Нет бы спасибо сказать, что предупредил. А мог и не заезжать, сделать вид, что ничего не знаю.

— Не очень нам с Жекой твоё предупреждение помогло.

— А что, Саша, ты Шарипову уже всех сдал или как?

— Кого всех? Я не помню никого.

— Ему тоже так сказал?

— Так и сказал.

— Ладно, посмотрим. Не мне решать. Так поехали, чего расселся.

— Домой не пустишь?

— Ни к чему тебе домой. Родных разбудишь, мать переполошишь. Зачем?

Чёрт, и как мне быть? Как бате весточку передать? Клубочек разматывать? Крошки сыпать? Вокруг глухой сосновый бор, где-то вдали огонёк светится, но хрен его знает, есть ли там кто живой. И на танцах кого не спросят, скажут, ушёл с девушкой. Вот разве её допросят?

— Ну ладно, если вы так просите, то поехали конечно. Сейчас Зинку только поцелую.

Стоят. Смотрят.

— Ну вы бы вышли хоть, дали нормально с девушкой попрощаться.

— Пошли, куда он денется.

— Ну уж нет, я посмотреть хочу.

Я обнял рыжую и устроил ей французский поцелуй. Долгий-долгий. И вы полюбуйтесь, желторотые.

— Видал? — восхищённо сплюнул Миша Шрам. — Ну даёт. Харэ миловаться, голубки.

Я отпустил размякшую кралю и прошипел ей в самое ухо:

— Ну спасибо, дорогая! Уж подставила, так подставила.

Была призрачная надежда сбежать на выходе, и я попытался дёрнуться, когда выходили по очереди через высокий порог. Шагнул наружу и толкнул в спину впереди идущего Васю. Шрам как раз занёс ногу над порогом, поэтому не успел до меня дотянуться, а я рванул в темноту. Я в кедах, они в сапогах, не догонят. А пока они свой транспорт заведут, каким бы он ни был, затихарюсь. Одного я не учёл. Снаружи караулил кочегар, который душевно отоварил меня по затылку. Чем, не знаю, врать не буду, не видел, но вряд ли кулаком. И пока я пытался подняться, подоспели и эти двое. Когда меня мутузили, раздался задушенный женский вздох со стороны.

— Ты ещё всё здесь? — прикрикнул Шрам. — А ну пошла, и попробуй хоть слово кому вякнуть. Прирежу.

Так-то детка, это только в кино выглядит романтично и красиво, а в жизни связалась с криминалом, радуйся, что живую выпустили. Насчёт себя я уже не был уверен. Так ли им нужен Саня Шведов, или предпочтительнее его труп, тихий и молчаливый. И главное, кто теперь бате поможет? До часа икс всего четыре дня осталось.

После примерного наказания, меня вели, заломив руку за спину. Спустились к реке, которая оказалась совсем рядом, никого при этом не встретив. На чёрной воде покачивалась лодка «Крым» с тентом, куда меня и загнали. Шрам уселся рядом со мной на заднее сиденье, Вася спихнул нас с отмели и уселся за руль. Интересно, глубоко тут? Если я выпрыгну за борт, выплыву со своей отбитой головой?

— Не дёргайся. На воде точно не убежишь, догоним. Вихрь — зверь! На дно разве что топориком.

Ладно, хоть бы понять, мы по течению или против пойдём? Не видать ничего под этим тентом. Вроде наверх развернулись. И нет бы по прямой, но всю дорогу Васька совершал кульбиты влево-вправо, как школьник, впервые добравшийся до руля. Потом до меня дошло, что он объезжает отвалы, хаотично торчащие среди воды. Кто-то нам рассказывал про сложный фарватер речки Жуи. Так это было в будущем, полвека спустя, а тут всё свеженькое, драга недавно ходила. Вот будет прикол, если на мель сядем или винт у мотора сломаем. Часа через два наконец причалили к левому берегу. Голова у меня к тому времени раскалывалась от любого движения, так что каждый шаг давался с болью. Правда, шли недалеко — до густых прибрежных кустов, в которых притаился знакомый мне вездеход.

Потом мы тряслись в ночи по каким-то особо зверским колдобинам, и шанса хотя бы подсмотреть, куда меня везут, не было. Хреново. Я пытался устроиться поудобнее, но добрых геологов, которые стелили свои спальники в предыдущую поездку, в этот раз не было.

Когда мы выходили из машины, снаружи всё ещё была темень, с одного краю слабо подсвеченная зарёй. Меня уже откровенно мутило, и почему-то очень хотелось понять, это ещё закат или уже рассвет? На северах в июле темнеет совсем ненадолго, уже заметил. Правда, белых ночей, как в Питере, нет, темнота хоть и короткая, но качественная.

В окружающем мраке светилось одно оконце и лампочка над крыльцом. Лаяла собака. Из дома вышел дед с ружьём.

— Кто такие? — строго вопросил он.

— Свои, дедуля. Ствол опусти.