Золото тайги

Кто бывал в Перми, сразу скажет, что Соборная с ее деревьями, кафедральным собором, большим зданием семинарии и шикарным видом на Каму – пожалуй, самое красивое место в городе. Василий Андреевич, будучи еще реалистом, не раз сидел на заборчике, свесив ноги над железной дорогой, и смотрел на проплывающие пароходы и лодки, на пышущие дымом поезда, на барышень, гуляющих с кавалерами и без оных. И с Варенькой он приходил сюда вдыхать романтику вечера и наслаждаться близостью ангела.

У входа в семинарию, напротив Камы, стоял такой же серый мужичок с винтовкой.

– Стой!

– Я к господину Коромыслову.

– У нас господ нет, контрик. Чего надоть?

– Вот, у меня записка к Коромыслову, – Василий Андреевич подал бумажку, которую вчера написал ему изрядно подпивший Желтиков.

– А, так у тебя мандат! – Мужичок не удосужился почитать записку, просто глянул: скорее всего, читать он не умел. – Ну, проходь, не задерживай!

Василий Андреевич вступил под своды старого здания. Внутри было не топлено, новая власть то ли жалела дрова с углем, то ли ленилась их заготавливать. Пройдя по коридору, обнаружил свет, выбивающийся из-за закрытых дверей, отворил, вошел. В помещении стояла чугунная печка, жарко с гулом прогорали в ней дровишки, по углам стояли столы с зажженными электрическими лампами. Сидело несколько человек, видно, что из «бывших» – в старых форменных сюртуках со споротыми петлицами. Один из чиновников оторвал голову от бумаг:

– Что угодно, сударь?

– Мне бы господина Коромыслова.

– А он там, за той дверью, проходите.

Василий Андреевич прошел к следующей двери, открыл ее. За ней обнаружился вполне уютный кабинет, хорошо обставленный, обогреваемый камином с изразцовой плиткой на фасаде. За массивным столом сидел хорошо одетый человек с тщательно стриженными усиками.

– Я к вам от Желтикова. Вот записка.

Человек посмотрел внимательно на Василия Андреевича.

– Прошу, присаживайтесь, – указал на стул подле стола. – Так, стало быть, на работу к нам? Офицер? В каком звании, где служили? Поручик?

– Штабс-капитан пехоты.

– Надо же, а молодо выглядите. Сколько лет?

Василий Андреевич ответил.

– Как же вы в таком возрасте, практически юноша, – и штабс-капитан? Ну что ж, видно, человек умный. Вот вам место в том углу, принесу ведомости, их надо заполнять по данным, которые передаст вам Федор Иванович, вот тот человек. Он всё и объяснит. Мандат и документ на довольствие выпишу вам к вечеру. Итак, милости просим в наш коллектив. Как вас величают? Ах, да, Василий Андреевич.

Так штабс-капитан Круглов стал бухгалтером.

Работа была пыльная и непонятная. Старый Федор Иванович, служивший в казенной палате еще при царе Горохе и дослужившийся без образования аж до коллежского секретаря, доступно объяснил Василию Андреевичу принципы двойной записи и планы счетов венецианских купцов. Счетов приходило немного. Поступление денег из Москвы было скудно, с территорий шли не деньги, а товар – картофель, пшеница, мясо. Но упрямый Федор Иванович всё заставлял считать в рублях. На вопрос: «А сколько нынче туша лося стоит?» – без юмора отвечал: «На рынке нонче ничаго нету, но давеча был челдон с лосятиной, так тот просил по червонцу за пуд, ежели царскими, а керенками – так и вовсе пять червонцев. Поэтому округляем до трех – вот так и пишем в ведомости». – «Так лося-то не взвешивали, сколько же в нем пудов?» И этот вопрос не заставал Федора Ивановича врасплох: «А вот тот челдон, что продавал давеча лосятину, говорил, мол, сохатый нынче пошел мелок, двадцати пудов едва наберется. Стало быть, двадцать пудов и есть». От того лося достались Василию Андреевичу копыта с голяшками на холодец да почка с желудком – на суп. Матери отправлять было неловко, поэтому сам кое-как сварил, а копыта отдал нищим у Спасо-Преображенского собора.

Уже через неделю работы в бывшем здании семинарии Василий Андреевич как-то услыхал выстрелы за окнами, выбежал в коридор, глянул во внутренний дворик – а там одни люди других расстреляли. Просто так, одни лежали на остатках грязного снега, что никак не мог сойти в ту весну, другие стояли над ними, стреляя в упор в голову из наганов. Хотел было Василий Андреевич крикнуть, отворив окно с грязными стеклами: мол, зачем же, войны нет уже – да осекся, вспомнив Мартюшева и Подмосковье. Ушел к себе, постучался к Коромыслову – доложить. Тот выслушал, налил две стопки коньяку. Откуда у него коньяк, Круглов только догадывался.