Золото Умальты

– Да ты слушай, баранья башка! – толкнул его в бок Киприан. – «Меня не будет, и России не будет!» Так сказывал!

– Куда ж она денется, Россия-то? В океян, что ли, провалится? – оскалил кривые зубы Кузьма.

Киприан даже тулуп распахнул от возмущения, да быстро запахнул – мороз стоял трескучий.

– Да ты разумей – про-ро-чество!.. Божье слово молвил батюшка, чудотворец! А князь Юсупов вынул пистолет, да и стрельнул ему в самое сердце![1]

Тяжелый обоз медленно полз по льду замерзшей реки Умальты. Словно мрачные стражи, стояли по берегам громадные темные ели; иней на скалах блестел в предзакатных лучах.

Охотный человек Егор Чагин ехал верхом на гнедой лошади рядом с груженым обозом. Лицо его со впалыми щеками, небольшими умными глазами и давними шрамами – следами тяжелого труда и борьбы за существование – выдавало аскета, целиком посвятившего себя опасной и суровой работе таежного проводника. Плотнее надвинув на брови башлык, он то и дело оглядывал заросшие лесом берега реки. Чувство тревоги, не отпускавшее его с тех пор, как их отряд выехал в сопровождении обоза из Софийска в Хабаровск, постепенно сменилось ощущением роковой неизбежности.

Не привыкший сожалеть о принятых решениях, Чагин уже почти не сомневался, что совершил ошибку, когда взялся сопроводить первый в новом 1917 году спешный обоз, груженый золотом с приисков заводчика Булыгина.

Грабежей давненько не было, но голодные волки рыскали в тайге, да и лихих людей – беглых каторжников и дезертиров – хватало в здешних местах. Февраль выдался ледяным, с метелями и морозом, люди отощали за зиму, и охотников тащиться трое суток по зимнику набралось всего-то пять человек, и это добавляло мрачности и без того неулыбчивому Чагину.

Да и надежны ли эти люди?

Вон кучер Кузьма – случись чего, спрячется за кибитку, помощи не жди. Десятник Киприан – болтун, раззява, да и стар уже. Одна надежда на молодых солдат Назара и Прошку. Конопатый Назар, едущий верхом с другой стороны обоза на серой в яблочко лошадке, веселый охальник с кудрявым чубом, вроде и не мерз – голой рукой все лез в карман да щелкал на ходу подсолнечное семя. А Прошка спал в тарантасе. Там же, на проклятых мешках, дремал и чагинский пес Гром, крупная овчарка серой масти.

Таким числом впору дрова перевозить, а не золота сорок пудов. Эх, Булыгин, Булыгин, нет на тебе креста…

Словно почувствовав, что хозяин думает о нем, Гром пошевелился под попоной, высунул морду, глянул на Чагина, зевнул и убрался обратно.

Киприан меж тем продолжал – как рассказывают страшную сказку малым детям на ночь:

– Терзали его изверги, били, а он за них молитву возносил: «Владыка Святый и Истинный, не суди да не мсти живущим за кровь нашу». Мученическую кончину принял святой человек Григорий Ефимыч!

Кузьма взмахнул кнутом.

– Это Гришка, Распутин-то святой? Об нем и говорить – только рот поганить. Секту завел, девок порол, да баб придворных в бане щупал… И царицу пользовал!..

Киприан зашелся в крике, даже замахнулся на крепкого жилистого Кузьму.

– Врешь, иуда! Всё листовки сионские!.. Старец молитвой святую Русь спасал! Царь наш, заступник, помазанник божий!.. И царицу, гнида, не трожь!..

Кузьма чувствительно ткнул его в бок. Оба сцепились, чуть не свалившись с обоза. Назар, подмигнув, громким голосом затянул свои любимые похабные куплетцы, коих все они в дороге наслушались немало.

Николашкина жена
Деликатно сложена!
Тиснешь в груди да в бока —
Тает, как морожено!

– Тьфу на тебя, похабник!.. Сказано в пророчестве: «И возрыдают племена земные»! Бога забыли, коммунизма какая-то вместо веры-то православной! Погибнет Россия от вас, как есть погибнет! – не унимался Киприан, отставший, впрочем, от Кузьмы.

Кучер тоже поуспокоился, перестал толкать десятника, но не оставил насмешек.

– Спихнут твово Николашку, да гузном в яму!.. И царицу туда же, шпиёнку немецкую! Шпиёнка и есть!.. – и показал Киприану кукиш.

Тот лишь скорбно покачал головой.

– Сказано тебе: без царя погибнет Россия! Все по грехам нашим… На все божья воля!

– Значит, и Распутина твово по божьей воле убили? И Россия по божьей воле пропадет? Так? Что замолк, святоша? Или ты лучше Бога знаешь, чему быть, а чему нет?

Веселый Назар, отплевываясь подсолнечной шелухой, подстегнул лошадку, прерывая политический спор.

– Эх, шас бы пунчу, кишки согреть!

– Чего это? – встрепенулся Кузьма.

– Водка горячая. С приправой на меду. Не хужей, чем у царей! – пояснил Назар, мечтательно зажмурив глаза.

Киприан кивнул понимающе, смягчаясь.

– А… «Ракица» по-нашему. Доброе дело.

Кузьма тоже обнаружил интерес и знание предмета.

– У нас оно «Голбешная», анисовка исчо. С анисовым-то маслом шибче идет.

Затем снова насмешливо – Киприану:

– Царь-то, сказывают, почище нашего хлещет!..

Назар затянул на весь лес новую частушку.

Царь купил своей Сашухе
Золотые серьги в ухи.
Русских немцам продала,
Да недорого взяла!

Чагин цыкнул на Назара, натянул поводья своей гнедой.