Золото Умальты

Оглядывая артистов в их порыжелых тонких пальтишках, нелепую толстуху Розу, кучерявого режиссера с вечно детской улыбкой на румяных губах, Булыгин вздыхал. Вот ведь легкий народ, живут как стрекоза в той басне. Порхают, шутят, поют, а животы подвело с голодухи. А он, Булыгин, хлопотливый муравей, все суетится, рыщет по земле, ищет и тащит поклажу, которую и вынести-то может с трудом.

Чем покорил ты меня?
Я пред тобою без слов.
Но чтобы жить для тебя,
Жизнь начала бы я вновь.

Софья напевала, глядя сквозь мутное стекло автомобиля, и Булыгин удивился странной рифме. Он ведь как раз думал о том, чтобы выйти из паев и окончательно расплеваться с компаньонами здесь, в Петрограде. Перестать выгадывать, обманывать, лебезить перед сильными мира сего. И новую жизнь начать в родных местах, на речке Бурее, где вся округа покорится его хозяйской воле.

В ресторане было людно, пальмы в кадках украшали фойе, веселыми огнями блистали витражные окна. Обедала богатая публика, в том числе много военных чинов с дамами порядочного общества.

Скрипач во фраке ходил между столами, извлекая жалобные звуки из своего инструмента.

Актеры расселись за столом, робко поглядывая вокруг. Официант принес шампанского.

– Хоть анекдот какой расскажите, – потребовал Булыгин, выбирая из меню чего-нибудь такого, чего еще не пробовал, но желал бы отведать. Все обрыдло, и не хотелось ничего.

Виктор Буримэ с готовностью взялся рассказывать анекдот.

– …Внутренний голос говорит ковбою: «Брось монету под куст!» Он бросает. «А теперь посмотри!» Смотрит – а под кустом лежит мешок золотых монет! Он обрадовался, схватил мешок и едет дальше. Подъехал к берегу моря. Внутренний голос ему говорит: «А теперь брось мешок в море с утеса». Ковбой думает: «Брошу. Наверное, выплывет десять мешков». Раз и бросил! А внутренний голос ему говорит: «А теперь посмотри, как булькнуло!»

Буримэ сам засмеялся своей шутке, Смирнов-Вилюйский поддержал товарища сдержанным смешком. Режиссер, озабоченный новостями, сочувственно обратился к Булыгину.

– Что же, Леонтий Петрович, деньжищи знатные!.. Или застраховано?

Булыгин сжал кулак.

– Где там, Мишель. Оказывается, чуть не месяц назад, в конце февраля, обоз не доехал. А мне сообщали, что все в порядке. Розыск послали, три трупа нашли. Чагин, проводник, раненый вышел к заимке, а обоза – как не было, пропал.

– Жаль, жаль. Такие деньжищи! – с неискренним сочувствием все повторял Купер.

Булыгин стукнул кулаком по столу.

– Я золото свое верну! Я его нутром чую. Как мой папаша говорил: «Мы, Булыгины, на реке Бурее стоим да свой суд вершим». Сам поеду, в тайгу пойду и верну.

Роза подняла стакан вина, лихо опрокинула. Сипловатым голосом обратилась к заводчику.

– Леонтий Петрович, а правду говорят, что у вас там, в Амурской губернии, медведи по дорогам ходят?

Булыгин скривился в усмешке.

– Врут, мадам Роза. Нет у нас дорог.

Артист Буримэ вдруг сложил руки в умоляющем жесте.

– Леонтий Петрович, поедемте в вашу губернию. В Петрограде голод будет, хлеба не купить.

Смирнов-Вилюйский присоединился к товарищу.

– Устали взятки платить, чтоб на фронт не отправили. А там и спляшем, и споем, и синема покажем!

И тут же, навертев салфетки на пальцы, артисты изобразили на столе кукольный канкан, сочинив на ходу куплеты:

Возьмите, возьмите, возьмите нас в Сибирь!
Мы бросим пить водку, мы будем пить кефир!
Концерты, антракты, ревю и бенефис!
Возьмите, возьмите, и мы споем на бис!

Софья посмотрела на Булыгина и улыбнулась своей медлительной улыбкой, полной соблазна.

– Возьмем их, Леонтий Петрович?

Булыгин вздохнул.

– Дорога-то неблизкая, господа. Транссибом до Иркутска, там я закупаю товар для фактории. Дальше – до Нарымской, на узкоколейку. А там уж на санях.

Лицо его вдруг осветилось мечтательной радостью.

– У нас лед – метра полтора, стоит до апреля. Помнишь, Соня? А Хабаровск, Амур-батюшка… Кедры могучие… Простор!

– И золотой песок под ногами хрустит, – добавил негромко Буримэ.

Булыгин нахмурился.

– И ничего не хрустит – добыть надо. Шахты копаю, на воде машины ставлю. Прииск мой на реке Быстрой, она же Бурея. На тунгусском наречии значит «большая река». А Умальта – «малая река», но есть в ней омуты, глубокие течения. Много там разных богатств.

Не успел Леонтий Петрович договорить, как в зал ресторана вдруг ворвался бородатый изможденный человек с горящими безумием запавшими глазами. В руках он держал большую икону в позолоченном окладе.

– Люди русские, падем на колени! Государь император отрекся от царского престола! Помолимся, православные, спасайте Россию! Покайтесь, нечестивые!..

Испуганные обыватели повскакивали с мест, молодой капитан выхватил револьвер, дамы завизжали. Седовласый швейцар, задыхаясь, наконец добежал от двери и схватил нарушителя спокойствия, вместе с метрдотелем они скрутили ему руки за спиной.