Золото Вильгельма (сборник)

«Вот видишь, – говорит мой американец, – я тебя предупреждал. Я сразу понял, что она феминистка». – «Какая она феминистка, – говорю, – это просто пьяные бродяги». – «Феминистка, феминистка, – утверждает он, – настоящие феминистки и бродяжничаньем занимаются. У них принцип: ничто мужское нам не чуждо». – «Да какая она феминистка, – пытаюсь я достучаться до здравого смысла, – у них у обоих похмельное раздражение. Вот они и подрались. У мужчины, который, вероятно, больше выпил, было большее похмельное раздражение. Он и пустил первым в ход кулаки». – «Феминистка, – настаивает он, – я феминисток за километр узнаю. Она как феминистка и в выпивке старалась не отставать от мужа». – «Да при чем тут феминизм, – кричу я уже, – они просто пьяницы!» – «Россия – родина феминизма, – объясняет он мне, – я по этому поводу и приехал сюда. Роюсь в архивах. Хочу написать большую работу об этом». – «Какая там еще Россия – родина феминизма, – отвечаю я ему, – у нас своих проблем по горло хватает». – «Россия – родина феминизма, – повторяет он, – и вы можете этим гордиться! Екатерина Великая была феминисткой, знаменитая Керн была феминисткой, жена Чернышевского была феминисткой, даже возлюбленная Ленина, Инесса Арманд, была феминисткой». – «У вас получается, что ни шлюха – то феминистка», – говорю. «Ничего подобного, – отвечает он, – принципиальная разница. Вольные отношения с мужчинами у них – следствие феминизма, а не феминизм – следствие вольных отношений. Совсем другая причинно-следственная связь! Да вы знаете, что Февральская революция, в сущности, была феминистической революцией?! А Октябрьская революция была контрреволюцией мужского шовинизма! Это мое открытие, и я его никому не отдам. Готовлю большую работу».

Я с ума схожу. «Да почему Февральская революция была феминистической?!» – кричу. «Правительство Керенского и сам Керенский были феминистами, – продолжает он, – тут много тонкостей, еще не известных вам. Но вы же знаете, что от речей Керенского дамы приходили в неистовство. Иногда даже падали в обморок от восторга. Вы же знаете, что только женский батальон пытался защитить Зимний дворец. Неужели это случайно? Подумайте сами – законное правительство защищает только женский батальон! И даже легенда, что Керенский бежал из Зимнего дворца в женской одежде, подтверждает мою мысль. Но Россия была слишком патриархальной страной. И мужской шовинизм победил. Однако феминистические настроения были еще настолько сильны, что Ленин вынужден был бросить лозунг: «Кухарку научим управлять государством!» – «Да что вы говорите, – пытаюсь я его переубедить, – Ленин хотел сказать, что простой, безграмотный человек может управлять государством. Что и случилось!» – «Нет, – отвечает он, – Ленину надо было утихомирить феминисток. Иначе бы он сказал: «И повара научим управлять государством!» Первым Ленина раскусила Инесса Арманд. Она поняла, что Ленин говорит одно, а делает совсем другое. На этом основан их трагический разрыв и впоследствии загадочная смерть Инессы Арманд».

Забавный чудак. Мы весь вечер спорили, иногда взбадриваясь выпивкой. Я его проводил до его, кстати, скромной гостиницы, когда уже было далеко за полночь. Дверь в гостинице была заперта. И он вдруг с такой яростью руками и ногами стал барабанить в дверь, что я понял – несмотря на увлечение феминизмом, в нем еще слишком сильно мужское начало. Я даже испугался, что получится политический скандал, и я первый как Думающий о России от этого пострадаю. Но ничего. Обошлось. Сонный швейцар открыл дверь и впустил его.

– Да, у нас в Америке феминизм иногда принимает безобразные формы. Но Америка всегда была слишком мужской страной. Кстати, вы бывали в Америке?

– Да, я был в Америке.

– Что вас больше всего удивило в Америке?

– Америка меня больше всего удивила еще до того, как моя нога ступила на ее землю. В одном европейском аэропорту жду самолета в Америку. Рядом со мной большая группа американских старушек. Они возвращаются домой. Одна из них неустанно что-то рассказывает, а остальные хохочут. При этом одна из старушек особенно громко хохочет, выхохатываясь из общего хохота. Потом она, не переставая хохотать, садится рядом со мной на скамейку. В брюках. На вид крепкая восьмидесятилетняя старушка. Закуривает и, лихо поставив одну ногу на скамейку, продолжает прислушиваться к рассказу, перехохатывая остальных. Поза со вздетой на скамейку ногой – вульгарна. Но какой жизненной силой веет от нее! Старушка-хохотушка! Закроешь глаза – расшалившиеся студентки! Откроешь – вздрогнешь! Скажите, это старушки так хохочут, потому что за ними могучая страна, или страна могуча, потому что там старушки могут так хохотать?

– Боюсь, что эти старушки-хохотушки загубят Америку. От нечего делать они во все вмешиваются. Смешливость не столько признак чувства юмора, сколько признак здоровья. А что в самой Америке вас больше всего удивило?

– Больше всего в Америке меня удивило то, что американцы с такой жадностью пожирают лед, как будто они мстят всем айсбергам за гибель «Титаника»!