Негр сидел под старым кленом, не спуская глаз с пленника. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке один на один с краснокожим, хотя тот и был связан по рукам и ногам. Увидев меня, Боб облегченно вздохнул и радостно улыбнулся.
- Как хорошо, что масса Чарли вернулся! Индеец делал страшные глаза, страшнее, чем сам дьявол. Он ворчал и хрюкал, как животное, и черный Боб ударить его по щеке, чтобы он замолчать.
- Ты не должен был его бить, Боб. Ударивший индейца по лицу становится его смертельным врагом. Теперь, если когда-нибудь он окажется на свободе и встретит тебя, ты погиб.
- Черный Боб погиб? Тогда лучше сразу убить индейца, чтобы он не убил Боба.
С этими словами негр достал нож и приставил его к груди пленника.
- Остановись, Боб! Если мы сохраним ему жизнь, он поможет нам освободить мистера Бернарда.
Я вынул кляп изо рта индейца.
- Пусть мой краснокожий брат дышит свободно, но говорить он будет только с моего разрешения.
- Ма-Рам будет говорить когда ему вздумается, - ответил индеец. - Даже если я буду молчать, бледнолицый все равно убьет меня и возьмет мой скальп.
- Мой краснокожий брат ошибается, - возразил я. - Ма-Рам будет жить и сохранит свой скальп, потому что Олд Шеттерхэнд убивает врага и только в честном бою.
- Бледнолицый - Олд Шеттерхэнд? Уфф!
- Ма-Рам не был моим врагом и теперь станет другом. Он проводит Олд Шеттерхэнда к вигваму отца.
- Отец Ма-Рама - вождь ракурроев То-Кей-Хун, Рогатый Бык. Он убьет меня, если я предстану перед ним пленником бледнолицего.
- Мой брат хочет, чтобы я вернул ему свободу?
Юноша в изумлении впился в меня глазами.
- Разве бледнолицые отпускают на свободу краснокожих воинов, чья жизнь в их руках?
- Если мой краснокожий брат даст мне слово, что не попытается убежать и пойдет со мной к вигваму своего отца, то я сниму с него путы и дам коня и оружие.
- Уфф! У Олд Шеттерхэнда крепкая рука и большое сердце. Он не похож на других бледнолицых. Могу я быть уверен, что он говорит то, что думает?
- Я никогда не лгу. Будет ли мой краснокожий брат повиноваться мне, пока мы не встанем лицом к лицу с То-Кей-Хуном?
- Ма-Рам будет послушен воле Олд Шеттерхэнда!
- Тогда пусть Ма-Рам примет из моих рук дым мира и пусть его душа превратится в дым, а тело - в пепел, если он нарушит данную клятву.
Я вывел из укрытия моего мустанга и достал из сумки две сигары. Это были тонкие гаванские сигары, взятые мною в лагере стейкменов. Освободив пленника, я усадил его рядом с собой, и мы закурили, в точности исполняя ритуал братания.
- Разве у бледнолицых нет Великого Духа, который бы дал святую глину для трубки мира? - спросил Ма-Рам после того, как были произнесены обычные в таких случаях слова.
- Великий Дух бледнолицых могущественнее и сильнее всех остальных духов, и он дал много глины для трубок. Но бледнолицые курят трубки только в своих вигвамах, а в прерии пьют дым мира из сигар, которые занимают намного меньше места.
- Уфф! Сикарр! Великий Дух бледнолицых очень мудр. Сикарр удобнее, чем трубка! - удивился простодушный юноша, безбожно коверкая новое слово.
Боб, все еще боявшийся, что индеец не простил ему пощечину, заметив, что мы мирно сидим и курим, решил присоединиться к нам, чтобы обезопасить себя от мести.
- Масса Чарли, разрешите и Бобу покурить дым мира с краснокожим, попросил он.
- Вот и тебе сигара, но ты кури ее в пути. Нам уже пора выступать, ответил я.
Нам действительно было пора трогаться в путь. Команч отобрал из приведенных мною лошадей свою и вспрыгнул ей на спину. Боб сел на второго коня, а остальных я повел в поводу за своим мустангом.
К тому времени я уже хорошо знал нравы индейцев. Обмануть врага считается доблестью у краснокожих, однако же дым мира часто связывает их крепче, чем самая страшная клятва. Поэтому я не опасался, что Ма-Рам попытается бежать.
В поисках следов команчей нам пришлось обогнуть горный хребет, отделявший нас от долины, и выехать на равнину. Индейцы, оставленные охранять вход в долину, увидев нас, подняли жуткий вой, но их крики были нам не страшны: оставшись без лошадей, часовые никак не могли пуститься в погоню за нами. Ма-Рам, несмотря на молодость, настолько хорошо владел собой, что его бесстрастное бронзовое лицо даже не дрогнуло. Он молча ехал рядом со мной, не пытаясь оглянуться.