Золотое дерево

Эмиль не ожидал, что при виде ее страдальческих глаз и жалкой попытки улыбнуться ему, когда он подошел к ее постели, его охватит чувство беспомощности. Он ничего не мог сделать для того, чтобы облепить страдания жены. Атмосфера комнаты, где лежала роженица, угнетала его. Хотя Элен была, как всегда, приветлива с ним, повитуха проявляла к Эмилю неприязнь, недовольная тем, что он приехал так некстати и теперь только путается под ногами. Она привязала к столбам, поддерживавшим полог у изножия кровати, кусок старого, но чистого полотна, завязанного узлами. Все это сильно смахивало на подготовку к каким-то средневековым пыткам. Габриэль заметила на лице мужа выражение ужаса.

— Это для меня — когда боль станет нестерпимой, я буду цепляться за них и тянуть на себя, — объяснила она дрогнувшим голосом, чувствуя, что начинается приступ боли. Однако Эмилю показалось, что жена уже на пределе своих сил, и он начал утешать ее ласковыми словами, пока Элен, наконец, не похлопала его по плечу.

— Думаю, что тебе все же лучше уйти отсюда, — заявила она, стараясь не обидеть его.

Эмиль почувствовал огромное облегчение, получив возможность уйти, однако он не знал, как убить время. Сначала он бесцельно бродил по дому, разглядывая без малейшего интереса старинные портреты и пейзажи и вздрагивая каждый раз, когда до него доносились крики Габриэль. Анри и Ивон тем временем отправились на званый ужин. Ивон была роскошно одета, в ее волосах и на шее сверкали драгоценные каменья. Они смеялись и весело переговаривались, спускаясь вниз по лестнице. Эмиль упрекнул их про себя в черствости и жестокосердии: как можно было относиться с таким равнодушием к тому, что происходило в доме! Элен, вышедшая из комнаты, в которой лежала Габриэль, за каким-то делом, заметила, что Эмиль сидит в соседней гостиной, обхватив голову руками, как будто каждый крик жены причиняет ему нестерпимую боль. Она остановилась на пороге.

— Иди погуляй и подольше не возвращайся, — посоветовала она ему.

— Пешие прогулки оказывают на меня всегда самое благотворное воздействие, особенно если я чем-то сильно расстроена или огорчена. Ты ничем не поможешь сейчас Габриэль.

Эмиль послушался Элен, не зная, куда себя деть от страшного волнения. Он отправился на реку, перешел по одному мосту на противоположный берег, а затем вернулся по другому мосту. Он зашел в кафе, чтобы выпить вина, а затем поужинал в ресторанчике, почувствовав вдруг ужасный голод и вспомнив, что не ел с самого утра. Он вернулся домой незадолго до полуночи. Как только Эмиль переступил порог вестибюля, до его слуха донесся душераздирающий вопль Габриэль.

— О Боже! — воскликнул он, и лицо его покрылось мертвенной бледностью. — Это все еще продолжается!

— Да, месье, — подтвердил слуга, забирая из рук Эмиля шляпу и трость.

— А доктор здесь?

— Он приехал два часа назад. Э-э… ваши перчатки, месье?..

— Ах, да, конечно, — Эмиль снял перчатки и передал их слуге. Слыша непрерывные крики жены и холодея от ужаса, он прошел в голубую гостиную, сел там и стал ждать. Через полчаса домой вернулись Анри и Ивон и сразу же прошли к себе наверх. Эмиль услышал, как они разговаривают с Элен, а затем раздались тяжелые шаги Анри, спускающегося вниз.

— Меня просили передать тебе, что роды затягиваются, но что беспокоиться не о чем, — заявил он без всякого вступления, входя в комнату.

— Неужели это всегда длится так долго? — растерянно спросил Эмиль.

— Ивон мучилась еще дольше. Но ты, по крайней мере, можешь надеяться, что у вас родится здоровый ребенок. Габриэль — молодая, полная сил женщина. Кстати, к твоему сведению, она никогда в своей жизни не болела, если, конечно, не учитывать болезней, перенесенных ею в детстве и не оказавших никакого влияния на ее самочувствие впоследствии, — Анри взглянул на часы. — Ну ладно, я иду спать. А ты можешь вздремнуть здесь на диване, если не хочешь воспользоваться приготовленной для тебя постелью в одной из спальных комнат.

Анри собирался уже предложить Эмилю выпить хорошую порцию коньяка, но передумал. Прошлый раз, когда он угощал своего зятя вином, это плохо кончилось. Ему до сих пор было неприятно вспоминать об этом.

— Спокойной ночи, — и Анри вышел из комнаты.

Это была самая длинная ночь в жизни Эмиля. Он не мог удержаться от слез, слыша, как за стеной мучается жена. Даже Ивон долго не удавалось уснуть, и она спустилась вниз в пеньюаре и шелковых туфлях.

— Я распорядилась, чтобы нам подали сюда по чашке горячего шоколада, — сказала она, приподнимая крышку стоявшего на столе кофейника и видя, что остывший кофе был почти не тронут.