Золотое дерево

Как он и ожидал, из-под двери, ведущей в кабинет его покойного тестя, который Габриэль решила сделать своим, выбивалась полоска света. Эмиль толкнул дверь и остановился на пороге. Габриэль оторвала взгляд от стопки бумаг, которые она листала, сидя за письменным рабочим столом отца. В ее распущенных волосах играли отливающие бронзой блики из-за падающего на них света настольной лампы, из-под подола длинной ночной рубашки виднелись босые нош. Видя эту юную прелестную женщину в столь неурочный час в кабинете, заставленном книжными полками, перед грудой гроссбухов и стопками пожелтевших старых отчетов, Эмиль не мог вновь не подумать о том, что шелкоткацкая фирма Рошей способна отнять ее у него. Ведь Габриэль в столь позднее время должна лежать рядом с ним в постели, а не заставлять его разыскивать себя по всему дому!

— Это безумие! — сердито воскликнул он. — Я думал, что мы накануне вечером обсудили все вопросы и обо всем договорились: ты пробудешь здесь еще пару дней, а я утром уеду домой. Так какой смысл работать всю ночь напролет, когда ты сможешь заняться бумагами завтра?

Габриэль, сохраняя спокойствие, откинулась на спинку стула, в глубоком вырезе ее ночной рубашки открывалась белоснежная шея, тонкий полупрозрачный батист топорщился на высокой груди, подчеркивая ее прекрасные формы.

— Я не могла заснуть и спустилась сюда, зная, сколько дел меня ждет! Я не могу начинать с Анри серьезный разговор, пока не войду в курс текущих дел. Завтра он сядет за этот стол, когда-то принадлежавший нашему отцу, что, думаю, будет вполне справедливо.

— Иди спать!

Если бы Эмиль просто протянул к ней руку и сказал это спокойным голосом, а не тоном, не терпящим возражений, она, несомненно, подчинилась бы, но как только муж начинал давить на нее, настаивая на своем, Габриэль испытывала непреодолимое желание вырваться из-под его гнета. Она часто недоумевала, как может Эмиль, такой чуткий временами, все понимающий, тонко чувствующий, быть к ней глухим, непреклонным и жестким.

— Я не хочу спать. Я задержусь здесь еще немного, мне необходимо поработать.

Его терпение лопнуло, он вышел из себя, хотя прежде ни разу еще не применял к ней физическую силу и не поднимал на жену руку. Но сейчас он грубо схватил ее за плечи и поставил на ноги. Чувствуя себя оскорбленной и униженной тем, что Эмиль обращался с ней точно так же, как Анри с Ивон несколько часов назад, Габриэль попыталась с силой оттолкнуть мужа, стараясь сдержать рвущийся из груди крик гнева и негодования, поскольку боялась разбудить домашних. Эмиль был, конечно, сильнее, он быстро сломил ее сопротивление и подхватил на руки, намереваясь унести жену в спальную комнату. Пройдя со своей ношей через вестибюль, он споткнулся на лестнице и чуть не упал на ступеньки вместе с ней. Добравшись до спальни, Эмиль бросил жену на постель. И тут же, словно разъяренный бык, охваченный неукротимым желанием, накинулся на нее — им овладела безудержная жажда целиком и полностью подчинить ее себе раз и навсегда, сломить ее волю, подавить, уничтожить в ней ее тягу к свободе, доказав, что она не просто принадлежит ему, а является его неотъемлемой частью, подобно мыслям, желаниям, душе или телу. Он понимал, что причиняет ей боль, но сознание этого еще больше распаляло его, доводя испытываемое им наслаждение до экстаза. Темные страсти, дремавшие до поры до времени в глубине его души, захватили его, он больше не владел собой, готовый разорвать ее на части.

Габриэль терпела эту пытку без единого стона, задыхаясь от боли. Когда он, наконец, в полном изнеможении, весь в поту упал рядом с ней, она даже не пошевелилась. Габриэль лежала, закрыв рукой глаза, в изорванной в клочья рубашке, чувствуя боль во всем теле, на котором выступили синяки и кровоподтеки. Но испытываемая ею душевная боль была во сто крат сильней. Через несколько минут Эмиль зашевелился и, приподнявшись на локте, взглянул на жену. Даже при неверном лунном свете он сразу же заметил кровоподтеки и ссадины на ее теле и почувствовал раскаяние.

— Дорогая моя, — глухо прошептал он, — что я наделал?

Габриэль поняла, что он имеет в виду не только физическое насилие, совершенное над ней. Эмиль растерянно смотрел на нее, не зная, как она отреагирует на его вспышку безумия, но она была не в силах произнести ни слова. Он, ее муж, который был до этой поры нежен и внимателен к ней, который умел разбудить в ней страсть в минуты близости, вдруг выместил на ней безудержную злобу, представ перед ней в облике жестокого похотливого зверя! Она хорошо понимала причины охватившего его бешенства. Муж не выносил самой мысли, что она может принадлежать кому-то или даже чему-то другому, а не безраздельно ему одному. Дикую вспышку ярости вызвала в нем ревность к Дому Рошей.

— Не плачь, прошу тебя, — умоляющим голосом промолвил он, нежно беря ее руку, которой она прикрывала глаза.

Глаза Габриэль были совершенно сухи, но она отвернулась от него, когда он попытался взять ее. лицо в свои ладони.