Золотое дно

— Нет, Джафар, ты не прав, — сказал Рустамов вставая. — Я не верю, что мы бессильны! — Он энергично зашагал по комнате.

— Пойми, что сейчас никакая техника не поможет… Мне стыдно в этом сознаться, но это так… — тихо, с какой-то затаенной обидой заговорил Агаев. — Я глаз не могу закрыть… Все вижу, как крутится воронка и лопаются пузыри там, где был подводный дом… Я как неживой… Режь мне руку — кровь не выступит…

Он замолчал, словно прислушиваясь к голосам за окном; затем, не глядя на стол, раздраженно похлопал по нему рукой, отыскивая коробку с табаком, быстро набил трубку, закурил… Вдруг он отбросил ее — трубка ударилась о бронзовую пепельницу.

Агаев вскочил с кресла и заговорил хрипло и отрывисто:

— Не могу об этом думать!.. Я брата в бою потерял… Но давно уже закончилась война на нашей земле… — Он подошел к окну, прислушался к веселым голосам, доносившимся с набережной, и продолжал: — Слышишь, Али, они смеются… Они счастливы! Все давно осталось позади… Кто из них может подумать, что сейчас, в дни мира, командир Агаев потерял самого лучшего из своих людей и единственную машину, стоящую не один десяток миллионов…

— Неправда, Джафар, борьба пока еще продолжается… За этот мир и самое большое счастье на земле: за то, что мы, большевики, называем коммунизмом.

Рустамов замолчал, подошел к Джафару, по-дружески обнял его и спросил:

— Что ответил Ленинград?

— Для такой глубины скафандров, как правило, не существует. Однако ленинградцы будут испытывать новую конструкцию специальных скафандров, рассчитанных на очень большое давление… Но время… понимаешь, время!

Рустамов уже ходил по комнате и, казалось, не слушал директора. Вот он остановился у стола, повернул к себе часы и, медленно шевеля губами, словно что-то высчитывая, взглянул на Агаева.

Директор бесцельно смотрел на стрелки часов и думал только об одном: как решить задачу, которая ему казалась невероятно сложной, почти невозможной. Триста метров глубины… Тысячи тонн нагрузки…

— Сложнейшее оборудование… Глубоководные скафандры… — как бы дополняя свои мысли, уже вслух проговорил он. — Ничего похожего не существует нигде… Нельзя подвести понтоны… Водолазов, имеющих опыт работы на такой глубине, нет… Я помню одного из таких, еще до войны: он спускался в специальном скафандре на девяносто метров… Но ведь это редкость… Я не знаю, что покажут испытания в Ленинграде… Батисферу из Одессы, даже если бы мы и сумели срочно ее доставить, все равно нужно специально переоборудовать, иначе ничего не получится… Нет, Али, я не вижу выхода.

— Не согласен! — резко сказал Рустамов. — Почему ты думаешь, что только Эпрон или какая-нибудь другая мощная организация может поднять танк, спасти Васильева?.. Вот камень, кусок породы… — Парторг взял со стола черную, обточенную волнами гальку и продолжил: — Каждый смотрит на этот камень по-разному… Мариам видит в нем осколок твердой породы, которую не скоро пройдешь даже ее сверхскоростным электробуром. Саида думает, насколько прозрачен он для ее локаторов. Гасанов смотрит, как крепко будет держаться его труба в такой породе… И в то же время они смотрят на него одинаково — глазами людей-новаторов. — Он со стуком положил камень на стол и опять взволнованно зашагал по комнате. — Можно ли надеяться на другие организации, когда времени осталось так мало! Ты прав, Джафар: у нас нет выхода… Только дерзкая, смелая мысль может решить эту задачу… совсем иным путем — без скафандров и батисферы. Я верю в наш коллектив. Верю, что именно здесь родится эта мысль…

— Что же ты хочешь?

— Посоветоваться с нашими инженерами, больше ничего… Они уже, конечно, думали над этим вопросом… Надо их собрать вместе… Понимаешь, вместе!

Агаев молча нажал кнопку звонка.

* * *

В этот воскресный день все были в институте. Никто отсюда не уходил с тех пор, как к причалу подошел «Калтыш». Каждый ожидал, что он будет нужен в любую минуту, чтобы плыть к тому месту, где качается поплавок с антенной.

Гасанов стоял около гранитного барьера и смотрел на море. Казалось, что оно течет спокойно, как река. Тупорылые баржи замерли на якорях.

Он вынул из кармана кусок мела и сразу вспомнил… утро, набережную и исчерченную формулами стену.

Неподалеку, тоже у барьера, остановился Нури. Его окружали мастера из подводного дома. Разговор шел о возможности спасения Васильева.

— Только в стальной броне может спуститься человек на такую глубину, иначе вода его раздавит, — объяснял Нури, — Там на тело человека давят десятки тонн воды. — Он взглянул на напряженные лица слушателей и замолчал.

— А если стальными канатами… зацепить?.. — нервно потирая лоб, спросил Керимов.

— Невозможно…

Тут же, у скамейки, разговаривали Саида и Мариам.

— Невозможно, — упавшим голосом сказала Саида, словно соглашаясь с замечанием Нури. — Невозможно подвести понтоны… Триста метров…