Золотое дно

Высадившись на берег, Прижан тотчас же мчался к своему любимцу. Он посвятил меня во все подробности этой истории и возложил на меня обязанность следить за тем, чтобы собака не голодала. Поэтому я часто отправлялся навестить Рамоно, щедро нагруженный всякой снедью. Но каких предосторожностей мы ни принимали, от зорких глаз папаши Менгама уйти было трудно, и он буквально ходил за нами по пятам. Лишь только Прижан подходил к дому, где жила собака, как хозяин вырастал перед ним, точно из-под земли, и пока крестный ласкал своего друга, он нетерпеливо шагал по двору или беседовал с Корсеном, ибо троица эта была неразлучна. Самое любопытное, что Менгам начал постепенно проявлять к собаке странный интерес. Он часто подходил к конуре и разглядывал бедного пса с таким видом, точно это было какое-нибудь заморское чудовище. У крестного даже мелькнула мысль, что хозяин собирается отравить Рама, и он попросил меня последить за ним. Но я не заметил у «папаши» никаких враждебных намерений по отношению к узнику и успокоил Прижана.

Иногда Менгам даже сам предлагал прогуляться к Раму, и мы отправлялись в Гвалгарч вчетвером, причем мужчины всю дорогу ссорились, чтобы не утратить навыка в этом деле. Подчас мы засиживались в гостях у Рамоно до позднего вечера, и тогда к нам обычно присоединялась еще одна загадочная фигура. Это был богатый человек, житель Ламполя, обставлявший свои посещения необычайной таинственностью. Его со всевозможными предосторожностями вводили в маленькую гостиную, и там все четверо, усевшись за круглый стол, погружались в изучение морских карт. Они переговаривались между собой вполголоса, загадочными обрывистыми фразами, смысл которых ускользал от меня. Насытившись по горло этой чертовщиной, я тихонько выскальзывал из комнаты и отправлялся побеседовать о тщете всего земного с беднягой Рамоно. Таинственность этих людей казалась мне теперь нелепой и смешной, ибо ключ к решению загадки, как я думал тогда, потерян навсегда, и погребенное золото никогда уже не засверкает перед алчным взором человека.

Но вот однажды, когда я делился этими мыслями со своим четвероногим другом, тот, вместо того чтобы, по обыкновению, лизнуть меня в знак полного согласия своим шершавым языком, вдруг глухо зарычал. Я поднял голову и увидел перед собой папашу Менгама. Он пристально глядел на собаку, и мне показалось, что на лице его играла ехидная усмешка.

— Что ты тут делаешь?.. Опять собака? — спросил он, — Вечно эта дрянь у вас на уме. Ну-ка, отвяжи ее и идите за мной оба.

Я исполнил приказание, и мы отправились в комнату, где сидели Прижан, Корсен и загадочная личность.

На пороге я заколебался.

— Ну же, входи! — приказал хозяин.

Какой дьявольский замысел гнездился в этой отвратительной голове? Я видел, что у крестного на лице была написана неподдельная тревога.

— В чем дело? — спросил Менгам, отвратительно хихикая. — Вы как будто таракана проглотили, дорогой Прижан? Я только хочу доказать вам, что этот пес самая подлая тварь на всем побережье от Порсала до Уэссана.

Затем он как ни в чем не бывало уселся на свое прежнее место и беседа завязалась снова. Я же с Рамом устроился в сторонке, прислушиваясь одним ухом к тому, что говорилось за столом. Речь шла все о том же — затонувшие корабли, подводные сокровища, «морская банда». Изредка кто-нибудь из них принимался вдруг оплакивать смерть Дрэфа или упоминал о письме, которое тот написал Прижану.

— Итак, вопрос решен, — заявил наконец папаша Менгам, — я согласен — дело пора двинуть. Но предупреждаю вас: риск большой, мы ставим на карту все.

Дом, где происходили эти совещания, стоял в уединенном месте, довольно далеко от Стиффа, еще дальше от Ламполя; одним словом, лучшего приюта для всяких пиратов и темных личностей нельзя было и выдумать. Он принадлежал одной старухе, на попечение которой Прижан оставлял своего драгоценного друга всякий раз, как «Бешеный» приходил сюда с хозяином. Старушка целый день вязала чулки, сидя на крылечке перед домом. Она ложилась с курами, а ключ от двери клала на притолоку, на случай, если папаша Менгам или Прижан вздумают провести вечер в ее скромном жилище. А случалось это всегда, когда им нужно было встретиться с таинственным лампольцем, о котором я уже говорил. Этот человек всегда приходил в Гвалграч один, пробираясь уединенными кружными тропинками, словно для того, чтобы сбить кого-то со следа.

В этот вечер в домике, как всегда, слышался только могучий храп хозяйки да изредка шелест волн, набегавших на берег.

Я потихоньку ласкал Рама и успокоительно щекотал его за ухом, ибо мне казалось, что собака волнуется.

Между тем никто не обращал на нас внимания, и по серьезному, почти торжественному выражению лиц четырех мужчин я понимал, что час великих решений пробил.

— Да, здесь действительно есть чем поживиться, — говорил водолаз, — не думаю, чтобы кто-нибудь уже спускался туда.

— Около тридцати морских саженей, — вставил мой крестный.