Золотое дно. Книга 2 (СИ)

— Значит, Федерация — сама по себе, а наша область — сама по себе?! Федерация — это Москва, ее вожди. Я понимаю, если мы выиграем, многие в Сибири, и не только в Сибири, воспрянут, начнут судиться с олигархами и прочими волками, чтобы вернуть несправедливо отнятое.

— Вы выиграете шиш у шарика, — жестко ответил Туровский.

«Ишь ты, каким может быть Валера! — удивился я. — Где вчерашняя усталость, унылость? Я уж не говорю про его желание всё бросить и уехать, о чем он мне говорил недавно ночью в бараке. Может, что-то случилось, чего я не знаю? Почему откровенно ухмыляется Никонов?»

Васильев негромким голосом остановил спорящих.

— Но, дорогие ребята, если начнется пересмотр приватизации, это же гандикап, говоря по-шахматному. Нет, я не про кровь… а про то, что инверсторам, в том числе и вам, уважаемый Владимир Александрович, вашему региону, придется компенсировать разницу за последнее десятилетие между вашим местным, льготным тарифом и средним энерготарифом по стране. А это безумные деньги. Область ляжет ниже пола.

За столом в очередной раз наступило молчание. Слышно было, как за окном тенькают синицы, как вдали, кажется, покряхтывает гром, но туч не было видно. Тем не менее, небо оставалось сумеречным и, не смотря на это, поражало огромной светосилой. Даже здесь, в доме, было больно глазам. Наверное, из-за того, что в Саянах чистейший воздух. Мне вдруг захотелось лечь где попало и уснуть.

Наверное, такую же усталость почувствовали и другие за столом.

— Ладно, товарищи, — посмотрев на палец, вздохнул Маланин. Видимо, тоже вдруг утомился (вместо современного «господа» брякнул родное «товарищи»), да и подумать надо о дальнейших действиях. — Немного отдохнем.

Может быть, решил переговорить по одиночке с каждым из гостей. Партия прежде так одолевала «сомневающихся».

Маланин выпил воды и поднялся.

Договорились собраться за ужином.

38

Я стоял у окна и смотрел на зеленую лужайку возле дома. Надо же — в августе — белые шары одуванчиков! Внизу, на материке, они давно уже облетели…

В кустах повыше что-то белеет… и гадать не надо — снег! А по распадку рассыпаны ослепительно синие ирисы. Здесь, как в Альпах, смешаны времена года. Если пойти еще дальше по склону, в гору, к гольцам, то можно зайти и в зиму, если не в весну. Небось, от сильного жара с небес только что расцвел багульник со своими шелковыми, нежнорозовыми флажочками, а ведь вирские бабули, небось, в мае торговали им на базаре….

Закурить бы, да нет сигарет, да и не стоит. Время от времени теснит сердце… и левая рука словно бы зябнет…

В дверь постучались.

— Да-да? Сережа? Леша?

— Это я, Владимир, — был неожиданный ответ. На пороге стоял высокий, громоздкий губернатор, снял тяжелые очки с переносицы. — Я ведь тебя тоже помню, Родион. Ты фотографировал меня и Валеру на фоне красного знамени, которое нам привезли из ЦК комсомола. Для всех наших я остался Володя, Владимир. — Маланин медленно прошел в комнату и встал, занимая почти все пространство между койкой и шкафом для одежды.

— Садитесь… — наконец, побормотал я. Чем я-то могу быть ему полезен?

Губернатор Саразии опустился на стул, раскинув колени, поиграл ими, как гармонист мехами, — ему было жарко. Да еще, видимо, не отошел от разговора за круглым столом.

— Может, Лёвку позовем? Зайди к нему, пригласи.

«Ага, вот в чем дело… самому зайти и пригласить неловко… Как бы придется снизойти. Тем более, что неизвестно, что ему ответит прямой человек Хрустов».

— Нет, я могу и сам… — слегка покраснел Маланин, делая вид, что сейчас поднимется и пойдет… но не встал, только вынул платок из кармана, отер лоб. — Устал. Я с утра уже произвел облет берегов… вода нарастает… МЧС требует отселять села, предприятия… легко сказать! А где взять технику, денег?! Мой предшественник оставил мне нищую область, веришь? Одна радость — ГЭС, да и та начинает зубы показывать…

Слушая его, я уставился против воли на его два выступающих спереди зуба, как у зайца, на его улыбку, и подумал: он, конечно, поступил психологически точно, отправив женщин домой. Не важно в чем, но мы все ему уже уступили. И теперь он, как бульдог, цапнувший за штаны, не отцепится, а будет сантиметр за сантиметром всасывать нашего брата…

— Сейчас, — кивнул я и вышел искать Хрустова. Надо поделиться со Львом Николаевичем своими мыслями. Есть у меня одна идея.

Я помнил — при заселении Хрустовы зашли в соседнюю комнату. Я толкнул дверь — Лев Николаевич словно ждал кого-то, стоял у окна лицом ко входу.

— Ты?.. — он удивился и посветлел лицом. Видимо, боялся, что заявится кто-то из неприятных людей.

— Ко мне Маланин забрел, сказал: «Это я, Вова». Просит тебя зайти.

Хрустов зло хмыкнул, подумал, глядя в пол, и кивнул.

Когда мы с ним прошли в мою комнату, губернатор стоял.

— Лёвочка, — начал он, — друг мой. Ты помнишь, ты с девчонкой спал в квартире для гостей, я тебя не заложил… и когда ты пьяный ругал советскую власть, я не написал никуда, хотя был обязан… и неизвестно, как бы твоя жизнь сложилась…

— Лучше бы написал, — брезгливо дернул щекой Хрустов.