Золотое яблоко

– Государственная форма частной собственности невозможна, это фикция. Как невозможна и государственная форма коллективной собственности. Перестань думать в рамках государственного строя. Думай о собственности с точки зрения свободы.

Джордж покачал головой.

– У меня уже ум за разум заходит. Я вижу только людей, которые обворовывают друг друга. Война всех против всех, как сказал не помню кто.

– Гоббс.

– Гоббс, мопс, шнапс. Кто угодно. Какая разница. Разве он не прав?

– Заглуши двигатель подводной лодки.

– Что?

– Заставь меня полюбить тебя.

– Погоди, я что-то не…

– Окрась голубое небо в зеленый или красный цвет.

– Все равно не врубаюсь.

Мэвис взяла ручку со стола и зажала ее двумя пальцами.

– Что будет с ручкой, когда я ее отпущу?

– Упадет.

– На чем ты сидишь, если нет стульев?

– На полу? («Если бы я так не накурился, уже все понял бы. Иногда наркотики больше мешают, чем помогают».) На земле?

– На своей жопе, это уж точно, – отрезала Мэвис. – Смысл в том, что, даже если нет стульев, ты все равно сидишь. Или мастеришь новые стулья. («Она тоже обкурилась: иначе она объяснила бы это более доходчиво и я все понял бы».) Но ты не сможешь заглушить двигатель лодки, не зная хотя бы основ судовой механики. Ты не знаешь, за какой рубильник нужно дернуть. И какие кнопки нажимать. Ты не можешь изменить цвет неба. А ручка упадет сама, и в каюту не ворвется демон гравитации, чтобы заставить ее упасть.

– Ну и к чему все это? – с отвращением сказал я. – Это что, томизм? Ты пытаешься впарить мне идею Естественного Закона? Брось, меня этот товар не интересует.

– О'кей, Джордж. Тогда тебя ждет очередное потрясение. Смотри не обделайся. – Мне показалось, что она говорит в потайной микрофон, вмурованный в стену. – Запускайте его.

Робота легко потрясти; я сжал сфинктер сразу же, как только она предупредила, что меня ждет потрясение, так что ее дополнение насчет «не обделайся» было явно излишним. Карло и его пистолет. Хагбард и его револьвер. Особняк Дрейка. Я глубоко вздохнул и начал ждать, что выкинет Робот.

Стена раздвинулась, и в каюту кто-то втолкнул Гарри Койна. Я успел подумать, что мне следовало догадаться: в этой игре, где обе стороны постоянно играют с иллюзией, смерть Койна с его свисавшими кишками тоже могла быть разыграна. И Мэвис со своими налетчиками, конечно же, могла вытащить его из мэд-догской тюрьмы еще до того, как вытащила меня. Ну конечно, я вспомнил боль от удара по лицу и боль, которую я почувствовал, когда в меня вошел его член, и Робот уже зашевелился, и у меня едва хватило времени, конечно же, прицелиться, и он ударился головой о стенку, из его носа хлынула кровь, и я успел врезать ему по челюсти, пока он сползал, конечно же, вниз, а затем я пришел в себя и остановился, уже собираясь ударить его ногой по лицу, пока он лежал без сознания. Дзэн и искусство мордобоя. Я нокаутировал мужика двумя ударами. Я – тот, кто настолько ненавидел Хемингуэя и мачизм, что никогда в жизни не прошел ни единого урока бокса. Я тяжело дышал, но внутренне очистился, словно после оргазма; адреналин струился, но сработал рефлекс «драться», а не рефлекс «бежать», и сейчас все закончилось, и я был спокоен. В воздухе что-то сверкнуло: в руке Мэвис был револьвер Хагбарда. А теперь он летел ко мне. Когда я его поймал, Мэвис сказала: «Прикончи ублюдка».

Но приступ бешенства прошел уже тогда, когда я удержался от пинка, видя, что он и так вырубился.

– Нет, – сказал я. – Хватит.

– Не хватит, пока ты его не убил. Ты нам не подойдешь, пока не будешь готов убить, Джордж.

Не обращая на нее внимания, я застучал в стену.

– Уберите гада, – громко сказал я.

Стена раздвинулась, два матроса славянской внешности схватили Койна за руки и, усмехаясь, выволокли из каюты. Стена снова тихо закрылась.

– Я не убиваю по приказу, – сказал я, поворачиваясь лицом к Мэвис. – Я вам не волкодав и не военный. Я с ним в расчете, а если ты хочешь его смерти, займись этим грязным делом сама.

Но Мэвис безмятежно улыбалась.

– А это не Естественный Закон? – спросила она.

А двадцать три часа спустя Тобиас Найт слушал голос, звучавший в наушниках: «В том-то и дело. Не могу вспомнить. Но если вы на некоторое время оставите меня одного, возможно, мне удастся его вспомнить». Нервно поглаживая усы, Найт включил режим автоматической записи, снял наушники и вызвал кабинет Эсперандо Деспонда.

– Деспонд слушает, – отозвался интерком.

– ЦРУ взяло одного. Который был с той девкой после Мочениго. Пришлите кого-нибудь за кассетой: тут записаны ее приметы.

– Понял, – буркнул Деспонд. – Что-то еще?

– Он говорит, что постарается вспомнить имя ее следующего клиента. Она якобы его называла. Мы тоже сможем его узнать.