Золотое колечко на границе тьмы

– Это раньше так было принято. А сейчас полагается иначе.

Иначе так иначе. Я опустил на край пластинки зашипевшую мембрану.

Девушке Вале не досталось кавалера. Она не огорчилась, потянула меня:

– Пойдем танцевать! Ты тут самый красивый!

– Валь, я не умею!

– Пойдем, пойдем!

…Помню, что на голубой кофточке у нее была брошка: забавный желтый утенок…

Сейчас мелодия была не та, но немного похожа. Потому что и здесь – танго.

"Тан-го"…

"Би-танго"…

Можно перевести, как "двойное танго". Здесь и там. Юная балерина Наташа и кубинский мальчик Эдуардо танцуют в Гаване – осень семьдесят второго года. Девушка Валя и мальчик Славка танцуют в Тюмени – лето сорок шестого… Как все переплетается и повторяется в мире… Белые битанго в небе колышут хвостами. Над пальмами. Над облетающими густым пухом сибирскими тополями…

…Патефонная музыка кончается. Я убираю блестящую мембрану.

– Славик, переверни! На другой стороне "Песенка Петера!"

– Ага! Только сперва заведу! – Я кручу тугую ручку, патефон и шаткий столик от этого качаются. Потом снимаю с диска тяжелую пластинку, переворачиваю, хочу надеть на шпенек. Комната тесная, кто-то меня толкает в спину. Отверстие пластинки на шпенек не попадает. Хруст! И вдобавок я, качнувшись, давлю на край хрупкого диска.

– А-а-а! Что вы наделали!

От пластинки отвалился большой кусок. И поперек нее – щель.

Я – в рев. И от досады, и от страха, что влетит.

Нет, не влетает. Меня наперебой успокаивают, а Валя, нагнувшись, тепло шепчет в ухо:

– Не плачь. У меня дома есть еще одна такая же в точности. Даже новее.

– Правда? – всхлипываю я.

– Правда, правда!

От Вали пахнет сиренью. Наверно, духи такие.

Мне стыдно за слезы. Хлюпая носом и пряча мокрые глаза, я бормочу:

– Можно, тогда я эту себе возьму?

– Разбитую-то? – удивляется Валя. – Ну возьми, конечно. А зачем?

– Надо.

С пластинкой я выскальзываю на двор. После того, что случилось, оставаться в комнате и возиться с патефоном неловко.

В дальнем конце двора на поленнице сидят мальчишки. В ряд, как воробьи. Лешка Шалимов (он там самый главный), Вовчик Сазонов, Толька Рыжий, Амирка Рашидов, Витька Пятигарев с соседнего двора, именуемого Большой оградою, и Лешкин одноклассник Валька Сидор.

Они заняты увлекательным делом: из рогаток расшибают аптечные пузырьки, расставленные на нижнем брусе забора. Пузырьки маленькие. Поэтому чаще всего сухие глиняные шарики бесполезно стукают о доски. Но иногда раздается стеклянные звон и "ура".

Я подхожу, независимо помахивая пластинкой. На меня обращают внимание. В том числе и Толька.

– Во разнарядился! – восклицает мой вечный неприятель. – Будто в сметану обмакнутый.

– Заткнись, Рыжий, – Лешка делает вид, что хочет дать ему по загривку. – У них праздник, гости пришли.

Я, благодарно сопя, сажусь рядом с Лешкой – в белых штанах на пыльную сосновую кору. Наплевать. Лешка смотрит проницательно. Вполголоса говорит:

– Чё ревел-то?

Иногда, чтобы избавиться от насмешек, честность – самое хорошее средство.

– Пластинку раскокал. Вот эту. Думал, попадет.

– Попало?

– Не-а… Успел зареветь раньше.

Все смеются. Не обидно, с пониманием.

– А пластинку-то на фиг приволок? – подозрительно спрашивает Толька. Я говорю не ему, а всем:

– А вот сейчас расшибем ее из рогаток. До конца.

Идея всем нравится. Меланхоличный Сидор лениво предлагает:

– Спорим, что в дырку попаду. Дробиной.

– Хитрый какой! – возмущается Амирка. – Промахнешься и разобьешь, а другим ничего не останется!

С Амиркой все согласны. Конечно, Валька Сидор стрелок известный, но ведь и в пузырек попадает не всегда, а в такое отверстие тем более…

Я вспоминаю, как был с отчимом на стрелковом стенде, где охотники-спортсмены лупили из ружей по летающим тарелочкам-мишеням.

– Давайте на лету! Кто-нибудь все равно попадет! Один бросает, а все – пли!

– Молодец, Славка! – Лешка хлопает меня по плечу, и я чуть не роняю пластинку.

– А кто бросать-то будет? – говорит Амирка, недовольно блестя черными глазами-щелками. – Я не буду. А то чуть что – сразу я.

– Кто принес, тот пусть и кидает, – заявляет ехидный Толька.

– Шиш! Я принес, да я еще и кидать должен?

– У тебя все равно рогатки нет!

Вообще-то рогатка у меня есть. Но она в кармане других, непарадных штанов. Бежать за ней неохота.

– Давайте считаться! А кто будет бросальщик, даст мне свою рогатку!

Справедливость моего решения всем по душе. Даже Рыжий не спорит.

Мы встаем в кружок. Амирка по очереди тыкает нас пальцем в грудь:

Ироплан, ироплан,

Посади меня в карман!

А в кармане пусто —

Выросла капуста!

"Капуста" выпадает на белобрысого рыхлого Витьку Пятигарева. Он со вздохом покоряется судьбе. Дает мне рогатку и твердый глиняный шарик.

– Не тяни только изо всех сил, а то порвешь.

Рогатка у него хорошая, большая, с резиной от противогазной маски.

– Не порву, не вздрагивай, – говорю я солидно. Вкладываю шарик в замшевую "кожанку". Расставляю ноги. Другие ребята тоже наготове. Витька отходит.