Нет, на такую шумную акцию протеста я тогда не был способен. Это потом уже меня – взрослого – обвиняли в попытках развала советской педагогической системы, когда я заступался за ребят перед школьным начальством. А в шестом классе я еще не "набрался такой наглости". Я сделал другое. Вынул позолоченный месяц, сдернул с мальчишки дырявую рукавичку. Вложил свою находку в его влажную ладошку. Шепнул:
– Держи. Он принесет тебе удачу.
Мальчишка глянул из-под шапки, мигнул. Сжал кулачок. А я пошел, жалея уже об этом секундном и даже непонятном для себя самого движении души. Зачем отдал месячонка? Ведь он был явно м о й! Судьба послала его мне из давней сказки. На счастье. А я отдал его первому встречному. Теперь уж точно не миновать беды…
Сзади послышались шлепающие шаги, частое дыхание. Это «Филиппок» догнал меня, взял за рукав. Глянул снизу вверх из-под нахлобученной шапки. Рожица неумытая, а глаза блестящие. Он сказал шепотом, но внятно:
– Большое спасибо.
Это – явно вопреки уличной мальчишечьей этике. Такая вежливость была совершенно не в ходу. Мальчишке следовало (если даже он и был благодарен) молча посопеть, пожать плечами, а, возможно, и буркнуть вслед:
– Чокнутый, наверно…
А он – вот как!
– На здоровье, – промямлил я растерянно. И лишь тогда вспомнил, что я – старший.
– Ладно, катись в школу. А то и на второй урок опоздаешь.
– Ага! – Он опять блеснул глазами, весело и хитровато. И большущими своими валенками зашлепал к школьной калитке.
А я двинулся к своей школе, и не было больше сомнения и дурацких предчувствий. Наоборот, казалось теперь, что мой подарок – добрая жертва судьбе. Может быть, картонный месяц и правда принесет удачу – и малышу, и мне.
И правильно казалось!
Во-первых, день стал ярче, облака рассеялись, глянуло в классные комнаты солнце.
Во-вторых, Мария Дмитриевна никого не спрашивала, а дала нам самостоятельную работу, которую ухитрилась проверить у всех тут же, в конце урока. Работа оказалась легкая, и я получил четверку с минусом (минус – за помарки).
В-третьих, на русском языке раздали тетради со вчерашним диктантом и оказалось, что у меня пятерка.
А самое главное – объявили, что “немец” – наш грозный Вильгельм Яковлевич Цвиккер – заболел и шестого урока не будет. Значит, их нынче всего четыре!
Потому что пятый – рисование, а это вовсе даже и не урок, а сплошная радость!
В учителе рисования Александре Павловиче Митинском души не чаяли все поколения школьников. Даже довоенные. Мне об этом рассказывали Сергей и Людмила.
Полный, высокий, лысоватый, с круглым добродушным лицом, он казался нам воплощением радости. И всепрощения. Не помню, чтобы он кому-то поставил двойку, повысил голос или выставил из класса развеселившееся сверх меры чадо. А надо сказать, на уроках Александра Павловича мы не блистали дисциплиной. Были там постоянный смех и болтовня.
Впрочем, и рисовали охотно. Умел Александр Павлович даже скучное срисовывание кувшинов и гипсовых фигур подать как дело весьма азартное. А еще больше нравилось нам, когда он предлагал:
– Сегодня рисуйте что хотите, развивайте воображение.
Мои рисунки Александр Павлович весьма одобрял – особенно фрегаты и бриги с полными парусами и хитрой путаницей такелажа…
Шуточки наши, подчас весьма вольные, сносил с несокрушимым терпением, разговаривал как с равными и, случалось, на переменах угощал помидорами из собственного огорода.
Был Александр Павлович Митинский известным в Тюмени художником, устраивал свои выставки. А на уроках не раз, посмеиваясь, говорил:
– Вот выберу время, возьмусь за большое полотно. Напишу портрет девочки-отличницы на фоне цветущих яблонь. Будет называться “Весна нашей жизни”. Отвезу в Москву. Тогда уж точно заработаю Сталинскую премию.
– Зачем девчонку рисовать! – возмущались мы. – Лучше пацана! Вы же в мужской школе работаете!
– Ха! Пацана! Да кто же мне даст премию за таких пиратов! Посмотрите на себя!
– Не-е! Мы хорошие!
Александр Павлович не спорил: конечно, хорошие. Но для премии этого мало. Требованиям, которые предлагает живописным полотнам метод социалистического реализма, мы все равно не соответствуем.
– Знаете, что такое социалистический реализм?
– Не-е! Мы еще не проходили!
– Это когда мальчик, умытый, причесанный, с пятерочным дневником под мышкой, смотрит в светлую даль. А вы куда смотрите?
– На вас, Александр Палыч!
– Ну, это ничего, это тоже можно. Но лучше смотрите на вазу. Вы ведь ее рисуете, а не меня.
В тот день, о котором я пишу, Александр Павлович снова разрешил нам рисовать что душа пожелает (еще одна удача!), а сам начал показывать свои акварели. Главным образом пейзажи.
– …А вот это я написал совсем недавно. Недалеко от дома, на Ямской улице. Зимний вечер, новолуние. Видели когда-нибудь такой месяц?
Над заснеженными крышами еще не совсем растаял закат. А высоко в сиреневом небе висел пепельный круг, опоясанный тонким и очень ярким полумесяцем.
Конечно, мы такое видели! По крайней мере, я видел! Не раз! Серый, слегка проступающий в морозном небе диск – это темная Луна. А месяц – ее вызолоченный солнцем край!