Золотое кольцо всадника

Едва отряд ускакал, как все начали действовать. Отыскав в кустах на обочине подходящее мертвое тело (а трупы валялись тогда повсюду, ибо провозглашение Гальбы цезарем сопровождалось пускай небольшими, но все же беспорядками), они возложили его на погребальный костер, облили маслом и подожгли. Куда и под какой личиной направился Нерон, остается лишь догадываться. Но я почти убежден, что он на Востоке, в Парфии. При тамошнем дворе за три столетия скопилось столько тайн, что сохранить еще одну не составит для парфян никакого труда. Ну, а мы, римляне, в большинстве своем болтуны, и сенаторы тут не исключение.

Полагаю, что единственное доказательство, какое я могу привести, это внезапный интерес парфянской знати к игре на кифарах. Но я точно знаю, что Нерон не думает больше о возвращении в Рим и не хочет вновь становиться императором. Сейчас развелось множество самозванцев, именующих себя Неронами, и у некоторых есть даже шрамы на шее; однако все они лжецы и будут безжалостно распяты нами.

Спутники цезаря так успешно справились со своим делом, что, когда прибыла комиссия, собиравшаяся расследовать обстоятельства смерти, они уже лили воду на раскалившийся мрамор, причем от их усердия он крошился на мелкие кусочки, покрывавшие обугленные останки белой пеленой. Распознать покойника было невозможно, тем более что Нерона не отличали ни приметные шрамы, ни какие-нибудь увечья. Зуб же, который ему вырвали в Греции, на всякий случай вырвали и у мертвого незнакомца.

Останки завернули в белоснежный, расшитый золотом плащ — его многие видели на плечах Нерона этой зимой на празднествах по случаю Сатурналий. С разрешения Гальбы на похороны израсходовали двести тысяч сестерциев. Теперь каждый может зайти в родовой мавзолей Домициев, поглядеть на лежащее в саркофаге из порфира полуобгоревшее тело в белой скорлупе и убедиться, что Нерон действительно умер. Статилия и Акта не возражают против любопытствующих посетителей — им нравится, что память покойного чтут.

Я обязан рассказать тебе все это, чтобы ты был готов к любым неожиданностям. Нерону исполнилось всего тридцать два года, когда он предпочел мнимую гибель опасной для государства гражданской войне. Он хотел искупить свои преступления и начать новую жизнь. Где он сейчас, в точности не знает никто, но ему нынче лишь сорок три года.

Мои подозрения особенно усилились, когда я узнал, что произошло это в годовщину смерти Агриппины и что Нерон выехал из города босиком и с закрытым лицом, как бы посвящая себя богам. Еще одним веским доказательством верности моего предположения является исчезновение Спора. Нерон был очень привязан к нему, ибо Спор напоминал чертами Поппею, и не мыслил без него жизни. Некоторые проницательные сенаторы тоже придерживались такого мнения, но, конечно, остерегались высказывать его вслух.

Гальба понимал, что многие в Риме искренне оплакивают его предшественника, и потому не только не осквернил доставленных со злосчастной виллы останков, но и оставил без внимания то обстоятельство, что сенат объявил Нерона врагом государства. Впрочем, он вообще не доверял сенаторам и намеревался ограничить срок действия сенаторских полномочий жалкими двумя годами, хотя всем известно, что сенаторство дается до конца дней. Конечно, из-за этого нам приходится терпеть среди себя стариков, которые совсем выжили из ума и при каждом удобном и неудобном случае норовят выступить с длинной речью, где восхваляют прошлые времена. Но это болезнь, и мы тоже можем заболеть ею, так что к старым сенаторам все питают уважение, видя в них свое возможное будущее. Молодежь, разумеется, слагает по этому поводу разные куплеты, но с годами она наверняка остепенится и поймет, что мы были правы.

В общем, никто не удивился, когда спустя всего несколько месяцев голову Гальбы доставили на Форум. Он, как известно, был совершенно лыс, и потому несший голову преторианец сунул в императорский рот свои пальцы, чтобы половчее ухватить трофей. Получив от Отона обещанную награду, он передал голову своему товарищу, который поволок ее в лагерь, смеясь и что-то громко выкрикивая.

Солдаты невзлюбили Гальбу за его скаредность. Во-первых, он не заплатил им за свое восшествие на престол, а во-вторых, плохо обращался с теми красавцами, которые ему нравились. Например, он всю ночь не отпускал от себя рослого стражника-германца, довел беднягу до полного изнеможения, а утром не дал ему даже пары сестерциев на пиво, заявив: «Надеюсь, ты был счастлив насладиться дружбой такого человека, как я — пожилого, но при этом полного юношеского задора». В общем, преторианцы не пожелали терпеть над собой еще одного Тигеллина и свергли отвратительного им Гальбу.