Она сообщила об этом без всякого страха, хотя услышь ее слова кто-либо, смерть была бы неизбежна.
– Черт возьми!
Родриго сел на кровать и провел рукой по длинным черным волосам. Еврейка. У него в доме еврейка. И она так избила его, что он едва не лишился чувств.
Энни упала перед ним на колени:
– Родриго, не сердись. Ей больше некуда пойти. Мы должны ей помочь!
Он внимательно посмотрел в глаза своей подопечной. Неопрятное лицо, всклоченные волосы и упрямство, открыто светящееся в ее огромных глазах.
– Энни, ты сведешь меня с ума, – пробормотал он. – Мне уже давно следовало бы отдать тебя в монастырь, где тебя превратили бы в скромную, спокойную девушку.
Она, должно быть, услышала в его голосе нотки негодования, потому что усмехнулась:
– А разве существует такое место в мире, где я смогу успокоиться?
– Вероятно, в этом мире нет.
Родриго посмотрел на Валерию. Ее щеки ввалились, а под глазами лежали черные тени. Чувствуя себя усталым как никогда, он поковылял к двери:
– Идемте со мной, вы обе.
Энни встала перед Валерией, как бы защищая ее:
– Что ты собираешься делать?
– Я собираюсь накормить ее, пока она не умерла от голода.
Все время, пока женщина ела, Родриго не мог оторвать от нее глаз. Утонченные манеры свидетельствовали о том, что это настоящая леди. К тому времени он уже почти забыл, что значит настоящая леди, какими утонченными могут быть манеры дамы. Свой бокал она удерживала кончиками пальцев и делала крохотные глотки. Она отламывала кусочки хлеба и погружала их в вино.
От увесистого ломтя белого сыра она откусывала понемногу, отправляла в рот маленькие кусочки бананов и папайи, которые Энни принесла из погреба, располагавшегося во внутреннем дворике. Копченое филе она отодвинула от себя.
Родриго подвинул к ней тарелку.
– Съешьте немного мяса, – предложил он осипшим голосом. – Вам нужно укреплять свой организм.
Она многозначительно посмотрела на мясо…
– Спасибо, не надо.
Тут Родриго неприятно кольнула догадка.
– Иисус Христос, – пробормотал Родриго, – я забыл, – и убрал тарелку со свининой прочь.
Линия ее рта смягчилась. Это еще не была улыбка, но у него появилась надежда увидеть ее в будущем. Родриго едва ли можно было назвать католиком, он был весьма поверхностно знаком с этой религией. Мать учила его в еврейском духе Джозефа Риберы, но пользоваться в обиходе старыми обычаями было слишком опасно.
Потом Валерия заговорила, угадав вопрос, вертевшийся у Родриго на языке.
– Я родилась в Толедо, – начала она, – многие поколения моей семьи жили там. Когда наша вера была объявлена вне закона, многие из моей родни уехали искать родину, более терпимую к таким, как мы. Бабушка и дедушка не представляли себе другого дома, кроме Толедо. Они сделали вид, что приняли христианство. Мои родители и я – мы сделали то же самое, но тайно хранили нашу истинную веру. Мы стали марранами.
Родриго кивнул. Этот презрительный термин использовался по отношению к тем, кто не стал истинным новообращенцем и тайно продолжал справлять еврейские ритуалы и святые праздники.
– В прошлом году я вышла замуж, и мы с мужем переехали в другой район города. Найти нас, полагаю, было всего лишь делом времени. Кажется, церковь награждает доносчиков, – Валерия сделала глоток вина. – Все было кончено. Мой муж под пытками признался, что он иноверец, и умер как мученик за нашу веру.
– Как вам удалось бежать?
– Мне помогли сочувствующие христиане. Мы добрались до Кадиса и…
– Мы? – переспросил Родриго.
Валерия застонала так, словно кто-то пронзил ее ножом, и прижала руки к груди. На ее лице появилось выражение невыразимой боли.
– О Боже, – проговорил Родриго, проникнувшийся ее горем и гневом. – У вас был ребенок?
– Да, – голос ее от горя звучал хрипло. – Сын.
Она отодвинула бокал:
– Он умер. Заразился тифом по пути на Эспаньолу и умер.
– На Эспаньолу? Что же тогда вы делаете здесь?
– Я должна была похоронить сына как полагается, обмыв его крохотное тельце водой и прочитав «Shema Yisrael», еврейскую заупокойную молитву. А на корабле ведь не скроешься, там негде уединиться и, конечно же, меня выследили.
– Что произошло потом?
– Меня заковали в кандалы и должны были отвезти в Санто-Доминго для допроса Святой Инквизиции.
– Но вы бежали, – облегченно вздохнув, сказал он.
Валерия вспылила:
– Цепей недостаточно, чтобы удержать меня, если я хочу быть свободной. Как только мы прибыли в порт, я перебралась на другой корабль.
– Корабль, который привез ее сюда, – вставила Энни, – встрепенувшись от сна. Затем она подобрала ноги и положила локти на стол. – Хорошо, что именно я увидела, как вы украли хлеб. Если бы это был кто-нибудь другой, вам бы не удалось избежать следствия. С нами вы в безопасности. Родриго знает, что нужно делать.
Валерия бросила взгляд на Родриго. Тот почти утонул в черных омутах ее глаз.
– Я в безопасности? – спросила она.
Родриго подумал о тех несчастьях, что грозили ему в том случае, если он спрячет у себя дома еврейку. Как объяснить ее присутствие? Почему эта тонкая, неумытая, но такая прекрасная женщина тронула его сердце? Потом он вспомнил Джозефа Риберу и сказал: