- Да и вы не держите зла, - отвечал вельможа с грустью в голосе.
Цоканье копыт смолкло в темноте.
Будущий монарх чувствовал: с этими двумя он уже не встретится.
Глава шестая
1
Болеслава доносила второго ребёнка и благополучно разрешилась от бремени в сентябре 1172 года. Мальчика назвали по-славянски Ярославом, а по святцам Василием.
Но его родители вскоре разошлись окончательно. Мать и новорождённый продолжали находиться в княжеском дворце в Галиче, а Владимир-Яков, поругавшись с отцом переехал в Болшев. Вскоре к нему от мужа-священника убежала попадья Поликсения с сыном Георгием. Ничего подобного общество не знало давно, со времён любви Осмомысла и Настеньки.
Ольга Юрьевна попыталась было всех примирить. Первым делом посетила супруга, вставшего недавно после простуды и поэтому слабого ещё, бледного и хмурого. Князю исполнилось сорок два, стригся он теперь коротко, а зато отпустил довольно длинную бороду. Видел хуже прежнего, даже изумруд плохо помогал, а другой, посильнее, заказали в Царь-граде недавно и ещё не доставили. Посмотрел на вошедшую княгиню тусклыми глазами и не поздоровался. Женщина спросила:
- Как себя чувствуешь, батюшка, мой свет? Галицкий правитель неопределённо взмахнул рукой.
- Выглядишь получше. Третьего дня вовсе походил на покойника.
- Вот спасибо, утешила!
- Говорю без обиняков. Коль уж ты пошёл на поправку, можно потолковать о делах. Как нам Яшенькину совесть пронять, прямо не приложу ума - тошно, неприятно. Чем его прижучить?
Ярослав огорчился ещё больше. Тяжело вздохнул:
- Он давно отбился от рук. В том вина моя. Проглядел, не понял. Не увлёк примером. Не наставил на путь истинный. Не сумел воспитать, занимался собою и заботами княжества, а родному сыну не привил уважения ни к делам, ни к наукам.
Долгорукая не стала отрицать очевидного, потому что была с ним согласна. И ещё со своей стороны с лихостью добавила бы целый ряд обвинений. Но в раздоре не ощущала надобности и поэтому произнесла философски:
- Что ж теперь себя упрекать! Прошлого не вернёшь. Надо думать о настоящем. Может, по церковной линии действовать? Нового епископа Кирилла упросить отправиться в Болшев и поговорить с охламоном? Заодно пристыдить дуру Поликсению?
- Можно, да не думаю, что поможет. Коль у них любовь…
- Ах, «любовь, любовь»! - наконец не выдержала она.
Что папаша, что сын - только про любовь и толкуют! Не любовь, а похоть - коли говорить своими словами! - Ты опять за своё… Потому как не ведаешь настоящей любви, к сожалению.
- А моя к тебе - нешто ложная?
Он молчал, не желая ввязываться в ничего не стоящий спор. Женщина решила тоже не развивать скользкой темы и опять свернула на сына:
- Значит, ты оправдываешь Якова?
Осмомысл обхватил туловище руками и сидел согбенный. Произнёс негромко:
- По-житейски я его понимаю. Но по-княжески и по-христиански извинить не могу. Примирюсь, если бросит пить и блудить, возвратится к Ваське и Болеславе. А иначе власть ему завещать не вправе.
Ольга Юрьевна сразу ощетинилась:
- Всё-таки Настасьич?
Муж взглянул на неё близоруко, холодно:
- Почему бы нет? С новым епископом Кириллом я провёл уже разговор. В случае чего, Церковь узаконит Олегово положение, я издам указ…
- Коли ты пойдёшь на такое, - жёстко отрубила княгиня, - мы с тобой снова разойдёмся. И уже навсегда.
- В монастырь уйдёшь? - кашлянул правитель.
- Может, в монастырь.
- Ладно, не горячись раньше времени. - В голосе его прозвучали добрые нотки. - Лучше поезжай в Болшев, потолкуй с Яшкой, попытайся усовестить, пронять. Вдруг получится?
- Хорошо, подумаю.
Но сначала она пошла к Болеславе. Та сидела на лавке и внимательно наблюдала, как малыш сосёт тучную белёсую грудь кормилицы, с жадностью хватая тёмно-красный сосок. Подняла на свекровь серые в зелёную крапинку глаза:
- Здравствуй, маменька.
- Здравствуй, здравствуй, доченька. - Подошла, коротко коснулась щекой щеки, села рядом. - Васька-то прожорлив, как я погляжу.
- Шалопай да буян. Что ни час, просит титьку. Скоро нам одной кормилицы станет мало.
Бабушка рассыпчато рассмеялась:
- Да хоть десять! Лишь бы вырос настоящим орлом. Не в пример отцу… - Выждала мгновенье и заговорила опять: - Князь меня направляет в Болшев. Буду увещевать сына. Может быть, вдвоём?
У черниговки на лице появилось брезгливое выражение словно бы княгиня предложила ей что-то неприличное:
- Не подумаю даже! И тебе, матушка, мой свет, не советую. Не послушает да ещё унизит; будучи в подпитии - даже обхамит. Или ты не знаешь? Мне, по правде сказать, без него даже лучше: меньше огорчений, больше времени для родного дитятки.
- Так-то так, - согласилась старшая, - да не так-то вовсе. Муж с женой должен проживать вместе. А тем более - княжич и княжна. Осмомысл без конца грозит завещать престол своему Настасьичу. Надо что-то делать.
Как желаешь. Я и пальцем пошевелить не хочу. Выдали меня по расчёту, словно вещь продали на торжище; стало быть, какая тут сердечная склонность? Только равнодушие. Ну, уехал, живёт с другой, мне от этого ни жарко ни холодно.
- Но у вас Васятка. Как он без отца?