Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл

Тем не менее день спустя дворские холопы, убиравшие площадь от ужасного пепелища, обнаружили в золе лишь один мужской обгоревший костяк, женского найти не смогли. Но, с другой стороны, слишком и не искали…

Казнь произошла месяца сентября 11 числа 1173 года от Рождества Христова. Город был по-прежнему под пятой мятежников.

4

Осмомысл, услышав о сожжении своей ненагляды, только рассмеялся: ишь, чего брешут, негодяи, чтоб меня дожать! Но тогда к нему привели Болеславу, и она подтвердила: сказанное - правда, Насти больше нет и сейчас заговорщики угрожают уничтожить Олега.

Ярослав сидел словно истукан. Неожиданно вздрогнул, тихо застонал и упал без чувств. Болеслава бросилась его поднимать. Он открыл глаза, приподнялся, скорбно обнял невестку и заплакал тихо. Повторял одними губами: «Вот несчастье, Господи… Как мне жить теперь?»

Женщина взмолилась:

- Подпиши отречение, сохрани сына.

- Подпишу, изволь. Всё уже едино…

Быстро принесли грамоту. Ярослав приложил к ней руку, не читая. И опять сидел с Болеславой, плакал и дрожал, будто бы от холода. Спрашивал её:

- Как ты думаешь, больно было Настеньке? Та его утешала:

- Я надеюсь, что нет, при таком-то пламени умирают мгновенно.

Промокал глаза и сморкался. Сам с собой рассуждал:

- Но ея-то за что? Благо бы меня… я во всём виновный… - Поворачивался к жене сына, говорил уверенно: - Не колдунья, но мученица святая. Слышишь, да? Страстотерпица и раба Божья. Солнышко моё, любушка, соловушка… Как мне одиноко и больно! - И, упав ей на грудь, разражался слезами.

На другой день привезли Владимира-Якова. Перед въездом в ворота новому правителю Галича подали белого коня, и наследник возник перед взорами столпившихся горожан, словно триумфатор, с гордо поднятой головой и закрученными кверху усами. Правда, у дворца конь споткнулся и упал на передние колени, чуть не вывалив всадника в грязи. Но Владимир удержался в седле, натянул поводья и поднял скакуна с земли. Все кругом приветствовали молодецкий этот поступок.

Отдохнув и помывшись с дороги, он созвал соратников за накрытый стол, чтобы за едой обсудить положение дел. Те ему доложили обстановку в городе, описали умерщвление Настеньки. Новый князь спросил:

- Что отец? Убивается, плачет?

- Нет, уже получше. Всё благодаря Болеславе: утешала его, чуть ли не за руки держала два дня.

Молодой правитель ответил:

- Да, она женщина душевная. Настоящая христианка.

Рассказал друзьям, что послал гонцов во Владимир-Волынский и Калиш. В первой грамоте сообщал Святославу Мстиславичу о смещении Осмомысла и о передаче города Бужска с его окрестностями в подчинение Волыни. А в другой приглашал Ольгу Юрьевну и поповну с детьми возвратиться в Галич.

- Как же будет с твоей поповной? - обратился к нему Кснятин Серославич. - Ты сидишь на престоле, должен жить с Болеславой и забыть прежних полюбовниц. А не то выйдет срам: от одной избавились, а вторую - здрасьте пожалуйста! - тут же приютили.

У Владимира вспыхнули от злости глаза:

- Вот ещё, придумал! Как хочу, так и поступлю. - Но, отпив вина, быстро помягчел, - Ладно, там посмотрим. Может быть, верну Поликсению отцу Дмитрию. Четверо его деток, двое от меня - вместе веселее им будет.

Тут же он раздал должности: Святополка сделал своим тысяцким - во главе дружины, Чаргобая - дворским, Кснятина вновь назначил печатником, Феодору поручил созывать боярское вече, а епископа Кирилла попросил провести заупокойную службу по погибшим в этой смуте с той и с другой стороны.

Разгорелись споры вокруг Осмомысла. Святополк жаждал мести и настаивал на публичной порке. Многие его поддержали. А глава Галицкой епархии возражал, говорил, что с отрёкшегося князя и сожжения Настеньки достаточно. Яков быстро взял сторону священника:

- Да, согласен. Хватит разных бесчинств. Выделю ему Коломыю - пусть сидит вдалеке отсюда, на реке Пруте, вместе с маменькой мирно доживает свой век, за любимыми книгами древних авторов. Да такой судьбе можно позавидовать! Я и сам был бы рад провести подобную старость.

Святополк, разумеется, надулся, но смолчал. Пир закончился далеко за полночь. Пьяного правителя отнесли в одрину, уложили в постель и оставили отсыпаться до утра.

Но подняли раньше: во дворце были топот, крики, зарево пожарища освещало чёрное небо; полусонный князь, ничего не соображая с похмелья, хлопал перепуганными глазами, спрашивал стоящего напротив Ростислава:

- Ась? Какого лешего? Тот орал и топал ногами:

- Да вставай, придурок! Мы ужо пропали! Полчища Избыгнева в город ворвались! Вонифатьич убит, Святополк ранен. Надобно бежать по подземному ходу!

У Владимира от ужаса приключился приступ медвежьей болезни, и желудок сработал прямо на ложе.

- Господи, засранец! - сплюнул Чаргобай. - Ну, идём скорее! Подмываться некогда! - И они устремились к Перемётной палате.

Прилетевшая из-под Червеня конница Ивачича быстро овладела кремлём. Гриди перебили охрану у дверей Ярославовой клети и освободили пленённого князя. Он их обнял, крепко расцеловал, поблагодарил за служение долгу. Приказал подоспевшему Избыгневу: