Золотое пепелище

По дороге Волков по-свойски рассказывал, как первый раз сыграл милиционера: «Точь-в-точь как ты, участкового, и знаешь, проникся!», называл по именам и отчествам генералов и членов ЦК, свойски приглашал «обращаться, если что». В общем, были некоторые основания размечтаться. Нет ничего удивительного в том, что за недолгие пять-семь минут пути Саша в своем воспаленном воображении успел дослужиться до капитана, занять место Порфирьича и поработать консультантом на очередной волковской кинокартине про героев-муровцев, которую обязательно будут смотреть такие же, как Шурик, юные мечтатели. Уже получилось даже и генеральский кабинет занять, но тут как раз подошли к калитке, на которой висела металлическая табличка «П. Волков».

Гостеприимный хозяин, откинув крючок, пропустил участкового вперед.

– Прошу.

– У вас что же, калитка не закрывается на замок?

Тот лишь плечами пожал – тоже не актерскими, широкими, как у шахтера.

– Зачем? У меня поживиться нечем.

Скромничал, конечно, заслуженный артист, хотя, возможно, с его точки зрения, обстановка и была бедненькой. Стены увешаны картинами в роскошных рамах, изображавшие все, от продуктов питания до березовых рощ, от румяных крестьянок до чахоточных тургеневских барышень. Посреди гостиной красовался царь-стол, огромный, на львиных изогнутых ногах, под тончайшей, паутинкой вышитой скатертью. Подпирал потолок царский же буфет с витражными стеклами. На пол без всякого почтения брошен великолепный ковер, пушистый, черно-бордовый, которому самое место было или в музее, или на стене. Кожаный шикарный диван, устланный вышитыми кипенными салфетками против вытирания. Но более всего взгляд Саши притянуло и восхитило иное – два огромных кресла с «ушами», обтянутые полосатым тиком, напротив всамделишного камина, настоящего, с полкой, подпираемой двумя тетками-кариатидами, кованой решеткой и даже специальной ширмочкой против искр и углей. Именно в таком и полагалось сидеть всем великим сыскарям от Шерлока Холмса до Пал Палыча Волкова – ну а напротив, само собой, должен иметь место быть личный друг и коллега, никак не меньше старший уполномоченный, а то и генерал Александр Чередников.

Пока Саша мечтал и любовался, Волков без особого интереса поверхностно осмотрелся и уверенно заявил:

– Ничего не тронуто.

– Вы уверены? Может, все-таки пропало что? Серебро столовое или другие ценности.

– Ах да, это. Сейчас гляну, – Волков выдвинул один ящик, другой.

Лицо у него было удивительно подвижное, живое, на экране – чистая ртуть, а тут какое-то сонное и равнодушное. Очевидно, по нему читалось, что это все неинтересно, а осматривает он свои закрома исключительно для успокоения власти и очистки совести. Вот повреждение ставень вызвало куда больше переживаний.

– Вот это свинство, – разворчался он, – стекло зачем выбивать? Вошли бы в дверь, как порядочные люди. Теперь стекольщика искать.

– Что ж насчет ущерба, Пал Палыч? – напомнил Чередников, втайне рассчитывая на то, что человек такой широкой души не сочтет себя пострадавшим вовсе. – Точно ли ничего не пропало?

Волков, точно спохватившись, полез в буфет, откуда извлек два удивительных маленьких бокала, пузатых, из загадочно переливающегося хрусталя, отделанных серовато-серебристым металлом, глухо проговорил, шаря в ароматных недрах:

– Вот негодяи, Шурик, представь, похитили заветную бутылку. Ну да ничего, – и, влезши в свой портфель, достал небольшую плоскую флягу.

Ловко расплескав по полтиннику в бокалы, предложил:

– За знакомство.

– Я не…

– Совершенно ничего не слышу, – посетовал заслуженный артист. – Пей. Ты мне сразу понравился.

Ну как после такого отказаться? Саша вяло влил в себя спиртное, думая, что вот теперь ему точно конец, но волшебный напиток, напротив, как будто моментально впитался в кровь, кости и суставы, все собрал воедино. И теперь участковый Чередников в своей новой, обновленной модификации был готов к любой судьбе.

Окончательно освоившись, он спросил у милейшего Пал Палыча, не откажется ли тот пройти в отделение, и актер легко согласился:

– Конечно, чего ж нет?

Еще более собравшись с духом, Саша спросил, не подтвердит ли Пал Палыч там же, то есть перед руководством, сведения о том, что в доме Каяшевой был подпол. Тут Волков замялся, подумал и сказал прямо:

– Давай, Шурик, я сперва ей позвоню. Уж не обижайся, нет у меня желания соседке свиней подкладывать. Понимаешь?

Чередников на голубом глазу соврал, что да. Он собирался было проявить оперативную смекалку и втереться в доверие, предложив проводить до уличного автомата, как Волков открыл секретер, извлек оттуда телефонный аппарат и, сняв трубку, набрал код и номер:

– Алло, Людочка. Узнали? Да, Пал Палыч. Да, пожалуйста, Ирину Владимировну. То есть как не на месте? Где ж она, шалунья, пропадает посреди рабочего дня… ах, вот оно что. И что, давно? В самом деле, странно. И вы не в курсе… понимаю, не беспокойтесь… Слушай, Шурик, – это уже положив трубку и повернувшись с серьезным лицом, сказал он, – пойдем-ка побыстрее к вам. На Кузнецком говорят, что сами найти ее не могут.