Золотое побережье

– Молочный коктейль? Молочный, говоришь, коктейль? Да ты не знаешь даже, какой у него вкус, у этого самого молочного коктейля! Их же в этой стране забыли, как и делать, еще в том, наверное, тысячелетии! У тебя в стакане самый обычный шейк, а мой, маковский шейк ничем не хуже. Вот, даже с апельсиновым ароматом.

– Слушай, Джим, ты бы все-таки постеснялся, здесь же люди едят. Меня чуть не вытошнило.

– И чипсы маковские тоже самые лучшие. Эти твои, джековские, они же колючие, ими ширяться можно вместо шприца.

– Ну вы только послушайте, как он заговорил! Крутой парень. Сказал бы я, на что твои-то чипсы похожи, да пожалею невинные ушки здесь присутствующих. И вообще, кончай трепаться.

– Ничего я не треплюсь! Сэнди, вот ты, давай ты выбери. Попробуй вот этот.

– Нет, Сэнди, сперва мой! Кусай!

– М-м-м, м-м-м, м-м-м.

– Вот видишь, ему мой понравился.

– Да нет, он же сказал «уоппер», вы что, не слышали?

– Они в точности одинаковые, – заявляет Сэнди, проглотив последний кусок.

– Тоже мне судья!

– Лучший молочный коктейль… – начинает Эйб.

– Шейк! Шейк! Нету никаких молочных коктейлей! Мифическая субстанция!

– Лучший молочный коктейль, лучшие чипсы, самый нормальный гамбургер.

– Переводя на самый нормальный язык – тошнотворный гамбургер, – поправляет его Таши. – Куда ни кинь, основная составляющая каждого американского тела – это гамбургер, все прочее – так, завитушки да украшения. А самые лучшие гамбургеры – у «Бургер Кинга», остальные им и в подметки не годятся. Так что сами должны понимать.

– Ладно, – вздыхает Сэнди. – Таши, дай-ка мне мясо со своего.

– Чего? Еще чего!

– Давай, давай, не жмись. Да там у тебя и осталось-то не больше половины. Давай сюда. А ты, Эйб, передай мне булочку, пропитанную секретным соусом. Да нет, другую, эта же ничем не пропитана. А-ха-ха, ха-ха-ха-ха, ну что за чудесный гамбургер. Господи, ниспошли мне секретный соус. Джим, дай-ка сюда малость салата, вот-вот, да, хорошо, а теперь еще кетчуп в удобном, абсолютно защищенном от отравления миниатюрном контейнере. Чудненько, чудненько. Эйб, дай сюда свой молочный коктейль. Как ни странно, ты прав. Пусти его по кругу. Чипсы… х-м-м… ладно, мы вот как сделаем. Смешаем их все вместе, вот здесь, прямо на сиденье. А как оттуда вытаскивать этот кетчуп? Ага, проткнуть и вставить трубочку. Полей-ка это хозяйство, Эйб. И помахивай, помахивай, а то ты все на одну льешь. Теперь правильно. Так вот, братья мои, вот оно. Ле гран компромисс, величайшее всеамериканское блюдо всех времен. Фантастика! Хавайте!

– Да-а.

– А вот я что-то потерял аппетит…

По окончании трапезы Сэнди берется за ручное управление и поворачивает к дому. Уже поздно, а завтра вкалывать и вкалывать.

Снова ньюпортская трасса, но теперь нижний ее уровень; над головами несется нескончаемая вереница рекламных плакатов, ослепительно-яркий парад сублиминальных, в подсознание вбиваемых слов, изображений, изображений, слов. КУПИ! НОВЫЙ! СМОТРИ! СЕЙЧАС! Сэнди, Эйб, Таши и Джим обмякли на своих сиденьях, смотрят на проносящиеся за окнами огни.

Никто не разговаривает. Поздно, они устали. В машине царит какое-то такое – элегическое, что ли? – настроение. Они исполнили один из своих ритуалов, даже не «один из», а главный, древнейший. Ритуал, вошедший в жизнь каждого из них чуть ли не от рождения. Сколько бессчетных вечеров кружили они по аутопии, и говорили, и вкушали совместную трапезу, и смотрели на мир? Тысячу? Две тысячи? Вот так они дружили. Но только у сегодняшнего вечера странный какой-то привкус, словно они исполняют этот свой ритуал в последний раз. Ничто не вечно. Каждого из них влечет в свою сторону, появились центробежные силы, разрывающие их общую жизнь, и они это ощущают, они понимают, что приходит конец их долгому, затянувшемуся детству. Ничто не вечно. Именно это ощущение повисло в машине, тяжелое и отчетливое, как запах тех самых чипсов.

Сэнди нажимает кнопку, стекло в его окне скользит вниз.

– Ну что, по пипетке на дорожку?

Они заезжают в гараж СКП, Эйб и Таши направляются к своим машинам, Джим тоже – но тут его подзывает Сэнди.

– Джим, а ты часто видишь Артура? – Вопрос сопровождается сонным почесыванием головы.

– Да нет, совсем изредка. Вот за это время, после Европы, один всего, наверное, раз.

Сэнди на мгновение задумывается, выбирает наилучшую методику проведения допроса.

– А ты не знаешь, не связан ли он с чем-нибудь таким, ну, знаешь, посерьезнее, чем эти его плакатики?

Джим густо краснеет.

– Ну, понимаешь… Я, в общем-то, не уверен…

С Артуром все ясно. И Джим про него знает. Не исключено, что и сам в это вляпался. Вполне возможно. Даже – скорее всего. Трудно, конечно, представить себе Джима, участвующего в диверсионной операции, но ведь как знать? Такие за идею куда угодно пойдут.