Золотое побережье

Солдаты ушли, оставив после себя францисканцев. После того как испанский миссионер Хуниперо Серра основал в 1776 году часовню Святого Хуана и отправился по «Тропе Истины» организовывать остальные миссии, задача обращения туземцев в христианство легла на плечи брата Жеронимо Боскана. Новообращенные из окрестностей этой миссии именовались хуаненьос, а жившие севернее – габриэлинос, по миссии Сан-Габриэль. «Я отношусь к этим индейцам с их заблуждениями, как к детям», – писал брат Боскана.

Он приспособил индейцев к добрым христианским делам, они строили миссию и обрабатывали землю. Через пятьдесят лет ни одного из них не осталось в живых. И все это почти позабыто.

22

Для Эйба, как и для большинства людей, недели пролетают в тумане каких-то путаных лихорадочных действий. Отрывая в начале месяца лист календаря, он неизменно удивляется: этот-то куда девался? Рабочие смены сливаются в одно неопределенное пятно, тем более что он намеренно старается их забывать. Сейчас он не сумел бы рассказать о той бешеной гонке в университетскую больницу почти ничего: выжили тогда пострадавшие или умерли? С кем он тогда работал, с Ксавьером или с кем другим? И когда все это было – месяц назад? Или два? Сказать просто невозможно, никто больше не оперирует такими огромными промежутками времени. Вспомнить бы, что было позавчера.

Где-то внутри, в глубине, хранится, конечно же, все – каждый выезд, каждая авария, каждая мимолетная гримаса на лице Ксава, отчаянно работающего над очередным полутрупом. Но механизм воспоминания надежно отключен. В часы бодрствования Эйб искренне уверен, что этого механизма и вовсе больше нет. Два месяца назад? Было, да сплыло! Для Эйба существует только настоящее время, его реальность – здесь и сейчас, вот в этот самый, единственный в мире момент. Возможно, поэтому у него крайне редко бывает союзница. Союз? Это с кем там было, с Инес? Нет, вроде с Дебби. Ничего, пойдем сегодня к Сэнди и во всем разберемся.

Сегодня Эйб опять с Ксавьером. Иногда – и даже довольно часто – то один из них, то другой меняется с кем-нибудь дежурством, чтобы продлить себе выходные, но обычно они работают на пару. Постоянная команда. Это нравится и Эйбу, и Ксавьеру – работа обретает хоть какую-то непрерывность, становится хоть немного похожей на нормальную службу.

Треск рации.

– Мы на связи, всевидящий-один, – откликается Ксав.

Вызов принят. «Девятый», что значит – куча-мала из машин количеством от пяти до девяти, место аварии – футхиллская трасса, чуть западнее восточной, на виадуке. Диспетчер отловил их в Тастине, на трассе к Санта-Ане, теперь они гонят по восточной, затем сворачивают на футхиллскую. Все ряды забиты под завязку, так что Эйб выворачивает на отвратительно узкую обочину виадука и гонит к целому созвездию красных и синих мигалок – кроме трех ДП-мобилей там уже стоит один аварийный фургон. Аварийщики, приехавшие раньше, разбираются с передним концом кучи-малы, Эйбу и Ксавьеру предоставляется задний.

– Ксав, – говорит Эйб, оценив обстановку, – ты там свяжись, пусть пришлют еще фургон, а лучше – два.

Третья машина сплющена в блин, водитель и пассажирка все еще внутри, оба – без сознания. Эйб яростно выхватывает из фургона кусачки и начинает работать со стороны пассажирского сиденья. Пассажирка, довольно пожилая женщина, явно СНАМП.

– Вот уж очевидный случай СНАМП, – бормочет Ксав, переползая через нее, чтобы подобраться к водителю. – Всмятку. – Неожиданно водитель – мужчина тоже немолодой – начинает метаться. Эйб перебегает на его сторону, а тем временем Ксав нашлепывает лечебные пластыри и пытается оценить тяжесть повреждений. – Эйб, проруби дырку с той стороны, а то отсюда трудно. – Скрежет разрезаемого металла, вооруженный уолдиками супермен поднимает крышу, и Ксав проскальзывает внутрь. Выругав сквозь зубы острую заусеницу, разорвавшую штаны, он ползет по переднему сиденью, подбирается к водителю. Щелк, щелк, щелк – Эйб все больше расширяет проход, депы направили на них галогенный прожектор, и все становится как на отпечатке с недодержанного негатива. Все ближе вой сирены подъезжающих машин, они воют очень громко, но Эйб не слышит, он только видит упрямый, неподдающийся металл. Отхватив напрочь всю боковую стенку, он поднимает голову, мимо проезжают сотни машин, они едут медленно, в каждом окне – глаза, глаза вампиров, упивающихся зрелищем.