Золотое правило Трехпудовочки

– Вечный вопрос медицины. Стоит ли продлевать жизнь безнадежным инвалидам? Есть ли смысл выхаживать ребенка с тяжелым параличом или глубоким поражением мозга? Надо ли поддерживать растительное существование малыша в коме? Может, милосерднее отключить аппараты? Понимаете, иногда на свет рождаются слепоглухонемые дети, уроды в медицинском понимании этого слова. Какая судьба ожидает человека без рук? Он полностью зависим от родителей. А если те умрут? Социальный интернат – не самое светлое место на земле. Степанида очень возмущалась, говорила, что люди с тяжелыми заболеваниями, алкоголики, наркоманы и пожилые пары не имеют права обзаводиться детьми. Это приведет к вырождению человечества. У древних греков не было понятия совести, в Спарте больных младенцев скидывали со скалы. До двадцатого века смертность среди новорожденных пугала своим размахом. Врачи не имели понятия ни о сульфамидных препаратах, ни об антибиотиках, отсутствовали томографы, узи, фармакология находилась в зачаточном состоянии, опиум считался невинным обезболивающим. Скарлатина, дифтерит, ложный круп, корь, ветрянка – все было смертельно. Выздоравливали лишь дети с сильной иммунной системой. С другой стороны, не было достойных противозачаточных средств, женщины рожали по десять-двенадцать детей. Слабые погибали, крепкие оставались, происходил естественный отбор, человечество делалось более стойким. А сейчас? В семье чаще всего один малыш, он может родиться больным, его спасут, он останется жить, принимая постоянно таблетки, родит ребенка, а тот будет еще слабее.

– Где-то я уже слышала о желании сделать человечество чистым по крови и стерилизовать евреев вместе с неарийцами, – возмутилась я. – Сдается мне, эту мысль постоянно доносил до ушей немцев министр фашистского правительства Геббельс. И если вы считаете, что человеку, лежащему в коме, нужно отключить аппараты, вспомните о случаях, когда больные просыпались после десяти лет сна! Для вас он безнадежный больной, а для матери любимый ребенок.

Николай снисходительно посмотрел на меня.

– Из комы выбираются единицы, поэтому о них и сообщают в новостях. И эти дети никогда не станут нормальными. Я знаю ситуацию изнутри, вижу матерей, которые таскают на себе безнадежных инвалидов. У нас регулярно лечился Андреев с поражением спинного мозга. Он родился таким, мать не бросила мальчика, обихаживала, простите, живой труп. Ни малейшего прогресса за десять лет. Андреев даже маму не узнавал. Слава богу, он умер, а если б и дальше жил? Ну и кому от такого ребенка счастье? Давайте прекратим этот разговор, мы забрели в такую чащу, что рискуем не выйти.

В кабинет заглянула девушка.

– Простите, Николай Романович, приехал Огнев, он в переговорной.

Акимов встал.

– Это очень щедрый спонсор, занятой человек, уж извините, я не могу его заставлять маяться в ожидании. Если прояснил вам ситуацию – очень рад. Коли остались еще вопросы, посидите в нашем кафе, я освобожусь часа через полтора, сами понимаете, спонсор в наши времена главнее всех.

Я встала, и мы вместе покинули кабинет. Николай Романович поторопился к лифту, а я пошла искать туалет и обнаружила его в тупике около двери с надписью «Склад № 2».

Если хотите узнать, как обстоят дела на фирме, не смотрите на убранство зала для совещаний, а зарулите в местный сортир. Вот там вы мигом поймете, устойчиво ли материальное положение конторы. Если перед вашим взором предстанет треснувшая раковина, надколотое зеркало, ржавые трубы, а в кабинке не окажется ни бумаги, ни крючка для сумки, ни дезодоранта, то, вероятно, руководству предприятия наплевать на сотрудников либо у него нету денег на оборудование приличного туалета.

Туалет в больнице Акимова выглядел достойно. Кругом царила чистота, к стене крепилась коробка с одноразовыми бумажными сиденьями, на дверце висело устройство, время от времени фыркающее дезодорирующим средством, нашлось и крепление для сумочки, а пипифакса было целых три рулона: один висел на стене, два стояли на крышке бачка.

Не успела я закрыть защелку, как в предбаннике раздались шаги, до моих ушей долетело всхлипывание и бормотание:

– За что? Почему я? Чем провинилась? Не могу, не могу…

Следом я услышала рыдания, скрип, из-под двери подул ветер.

– Ой, высоко, – простонала невидимая женщина, – ой, страшно. Ой, прости меня, мама!

Быстрым движением ноги я пнула дверцу и вылетела в пространство у рукомойников. Большое окно было раскрыто, на подоконнике головой вниз лежала стройная женщина, она медленно ползла наружу.

– Стой! – заорала я и вцепилась незнакомке в ноги. – Немедленно вернись! Вот дура!

Глава 28

Хорошо иметь объем талии шестьдесят сантиметров, но и в тучности есть свои преимущества. Девушка, замыслившая самоубийство, едва ли весила сорок пять кило, поэтому я без особых усилий втянула ее назад, захлопнула раму и злобно спросила:

– С ума сошла? Ничего лучше не придумала?

Незнакомка широко раскрыла карие глаза и зашептала:

– Сыночек умер… да… должен… но… он…