«Золотое» столетие династии Романовых. Между империей и семьей

Даже наиболее близкие к царской семье лица почти ничего не знали о болезни Алексея. Тот же Пьер Жильяр, учитель французского языка у великих княжон, несколько лет только догадывался, что что-то не так. Даже в 1916 г., за считанные месяцы до революции, политический бомонд столицы все еще питался слухами. Джордж Мерай, посол США в России, писал: «Мы слышали все варианты истории, что было с ним (цесаревичем. – Л. С.), но наиболее правдоподобным казалось то, что у него нарушение кровообращения, кровь циркулировала слишком близко или слишком обильно недалеко от поверхности кожи».

Однако подобные объяснения причин частого нездоровья Алексея не могли долгое время удовлетворять окружающих. В обществе стали возникать различные подозрения, которые, в свою очередь, рождали домыслы еще более фантастичные, чем официальные версии. Молва объявляла цесаревича то умственно неполноценным, то эпилептиком, то жертвой анархистского заговора. К царской семье и ее наследнику стали относиться подозрительно, что, естественно, не укрепляло уважения к правящей династии, которое и без того пошатнулось после череды неприятностей во внешней и внутренней политике.

Император и императрица делали вид, что в их семье все благополучно. Но этот спектакль производил на людей такое же впечатление, как французский бал после Ходынки. Если у Романовых все нормально, то что тогда во дворце делает такая жуткая личность, как Распутин; почему императрица настолько привязана к Вырубовой; отчего на официальных приемах царица так холодна, неприветлива и замкнута в себе? Вновь поползли слухи, что Александра Федоровна недовольна своим браком с Николаем II, что она ненавидит все русское и русских, что Распутин – ее любовник. Когда началась Первая мировая война, стали говорить, что императрица – немецкая шпионка. При этом как-то забывалось, что кайзер Вильгельм («дядя Вилли») приходится родственником и императору. Но в Николае все-таки видели русского, а Александра была и осталась «проклятой немкой».

Виновата ли была Александра Федоровна в том, что случилось с ее семьей и Россией? Американский историк Роберт Мэсси, автор известного публицистического романа-биографии «Николай и Александра», отвечает на этот вопрос почти утвердительно. Он пишет: «Падение царской России было титанической драмой, в которой сложились отдельные судьбы тысяч людей. Тем не менее, рассматривая поток исторического бытия как лишенный чьей-то персональной индивидуальности, в подсчете вклада, сделанного министрами, крестьянами и революционерами, есть ключ к пониманию характеров и побуждений центральных фигур. Императрица Александра Федоровна этого понимания была лишена. С того времени, как родился ее сын, средоточием ее жизни стала борьба с гемофилией». Наверное, можно согласиться с американским автором. Конечно, Российская империя рухнула не потому, что императрица была такой, какой она была. Но Александра Федоровна ничего и не сделала для того, чтобы спасти империю, она не справилась с возложенной на нее политической ролью государыни огромной страны. Царица пыталась жить частной жизнью и делала вид, что на свете нет ничего более важного, чем здоровье и благополучие ее сына в данный момент времени. Ее материнский инстинкт не спасал, а губил семью. Как это ни банально звучит, можно сказать, что Александра Федоровна со всеми своими достоинствами и недостатками оказалась не в том месте, не в то время и не соответствовала той социальной роли, которую ей выпало играть.

Через штормы войн, революций, народных волнений и стачек пролетариата корабль Российской империи мчался, все ускоряя ход, к последнему рифу, о который ему предстояло разбиться. А императорская семья продолжала жить так, будто ничего серьезного не происходило.

Царская семья с больным цесаревичем в течение всего года жила в Царском Селе, которое раньше служило летней императорской резиденцией. Но каждый год в начале весны император с женой и детьми отправлялся в путешествие сначала в Крым, потом в Финляндию, потом в охотничьи угодья в Польше, а затем снова в Крым, чтобы вернуться в царскосельский Александровский дворец поздней осенью. Предлогом для этих поездок являлась необходимость увезти болезненную императрицу и детей из сырого петербургского климата, но для Николая это было еще и своеобразным бегством от государственных дел, которыми на отдыхе он, как и его отец Александр III, занимался только при крайней необходимости. Придворные замечали, что во время сборов в дорогу у императора повышается настроение. Он как-то даже не удержался и сказал группе великих князей и сановников, пришедших проститься с ним перед отъездом: «Мне так жалко вас, что вы остаетесь в этом болоте».