«Золотое» столетие династии Романовых. Между империей и семьей

Николай любил военную службу и все, что с ней связано: маневры, парады, смотры. В этом он не отличался от других мужчин дома Романовых. Действительную службу цесаревич проходил в Преображенском и Гусарском гвардейских полках. Свои впечатления от нее он излагал матери в письме из Красного Села, где Преображенский полк находился в летнем лагере: «Я счастлив и могу сказать, что живу одной жизнью с армией и с каждым днем все больше и больше привыкаю к лагерной жизни. Каждый день нас муштруют дважды – это либо стрельба по мишеням утром и батальонные учения вечером... Мы завтракаем в 12 дня и обедаем в 8 вечера, мертвый час и чай между ними... Обедаем мы весело, кормят нас хорошо. После еды... офицеры играют в бильярд, кегли, карты, домино». В свою очередь о службе цесаревича благожелательно отзывался его командир – двоюродный дядя великий князь Константин Константинович: «Ники держит себя в полку с удивительной ровностью; ни один офицер не может похвастаться, что был приближен к цесаревичу более другого. Ники со всеми одинаково учтив, любезен и приветлив; сдержанность, которая у него в нраве, выручает его».

Николай умел быть хорошим товарищем и пользовался большой популярностью среди офицеров полков, в которых служил. Но выше этой дружбы он ставил семейные отношения. Александр III и Мария Федоровна любили и ценили всех своих детей, однако Николай не мог не замечать, что, хотя цесаревичем является он, родители отдают предпочтение брату Михаилу. Более того, отец считал, что его старший сын – недостаточно глубокий и серьезный человек. Способности к иностранным языкам еще не делают человека хорошим политиком. Того же мнения придерживался и Победоносцев, отмечавший, что, когда на занятиях по праву разговор заходил о том, как функционирует государство, наследник «с превеликим тщанием начинал ковырять в носу». Когда С. Ю. Витте предложил назначить двадцатичетырехлетнего Николая председателем Комитета по строительству Транссибирской дороги (для формирования его личности как будущего главы государства), Александр III очень сильно удивился: «Да ведь он – совсем мальчик, у него совсем детские суждения. Как он может быть председателем комитета?» В то же время Николай хорошо помнил, как его суровый отец поздно вечером потихоньку от матери, строгой ревнительницы придворного этикета, пробирался в детскую, чтобы приласкать своего первенца перед сном. Для него Александр III всегда оставался примером «несравненного отца», «дорогим Папа» (с ударением на втором слоге. – Л. С.). Не отличавшегося особой чувствительностью Николая потрясла его смерть и он всякий раз плакал, вспоминая это печальное событие. В октябре 1895 г. он упоминал в письме к матери: «Вчера на прогулке вместе с дядей Сергеем мы только и разговаривали о Ливадии и вспоминали все наши надежды и отчаяния с мельчайшими подробностями, я не мог удержаться от слез, сразу начинавших душить меня!»

С таким же пиететом относился Николай Александрович и к Марии Федоровне. Императрица была хорошей матерью, заботившейся обо всех своих детях и искренне гордившейся ими. Но в силу обстоятельств другими детьми ей приходилось заниматься больше, чем старшим сыном. Сначала предметом ее тревог была Ксения, сильно пострадавшая во время аварии царского поезда. Потом несколько лет подряд ей пришлось заниматься Георгием (наследником престола при молодом Николае), который медленно умирал от чахотки. Ее любимцем, как и у отца, стал младший сын Михаил. Он единственный из братьев и сестер был избалован родительской любовью и вниманием в детстве и, став взрослым, вел рассеянный образ жизни. Безделье и кутежи Михаила ставили под удар престиж династии, ведь после смерти Георгия именно в течение пяти лет, с 1899 по 1904 г., он считался наследником-цесаревичем. Мать разочаровала, но не оттолкнула от младшего сына его женитьба на дважды разведенной женщине сомнительных нравственных качеств и низкого происхождения – Наталье Сергеевне Шереметевской (по первому мужу Мамонтовой, по второму Вульферт; войдя в семью Романовых, она получила новый титул и фамилию, став графиней Брасовой). За глаза многие родственники называли вдовую императрицу «гневной»: она, как и ее муж, не терпела нарушений порядка семейной жизни, но со временем ей пришлось научиться смиряться с обстоятельствами.