Тальвер находился на стороне сих последних. Космический путешественник верил, что он принадлежит чему-то необычному и великому. Он держался той истины, что человек живёт один раз в своём теле; после чего продолжает ли он существовать в ином мире или уходит куда-то во тьму, здесь Тальвер не силён был точно ответить для себя на данный вопрос, но зато полностью был уверен в первом. Да и даже если бы онимбиец не сомневался в существовании жизни после смерти, то тем не менее не отрёкся бы от приверженности той позиции, что в физическом измерении времени и пространства жизнь ему дана лишь единожды. Не сталось бы обратное слишком жестокой пыткой для тех, кому не безразличны вопросы мироздания и избранничества? С одной стороны, иной скажет, что наличие ада гораздо хуже, нежели перерождение, так называемая реинкарнация; с другой стороны, если последнее определено для всех, то какой смысл какому-нибудь мечтателю бороться с жизненными напастями, идти против течения, когда у него безграничное количество шансов и вариантов жить лучше? И сие есть глубокая сатанинская ложь. Не справившись с давлением судьбы в одном теле, в другом также не найдёт покоя любой из тех наивных людей, кто полагает, что подобного рода «телепортация» (как бы это назвал иной онимбиец) как-то облегчит его участь. Что же насчёт тех целеустремленных личностей, которые стремятся творить добро и вершить чудные деяния? Неужели им придётся скитаться среди всех житейских бурь тысячелетиями, пока не обретут покой? Да, Тальверу представленная картина точно бы не пришлась по вкусу. Хотя мужчина и не являлся христианином, а всё же склонялся на ту сторону, где победа и награда, преступление и наказание имели своё место. И хотя Тальверу трудно было согласиться с существованием ада, что-то тому подсказывало, что тут присутствует некое недоразумение. Тот, который любовью создал вселенную, Сам же отправляет пусть и самых закостенелых грешников в сие страшное место?
К слову говоря, сейчас стая птерозавров тоже направлялась не в самое уютное для древнейшего человека, но единственно возможное для жизни тому зимой обиталище, – пещеру. Когда чудовище, эксплуатированное людьми, опустилось достаточно низко, те на «раз, два, три!» спрыгнули на не слишком мягкую поверхность и едва не повредили себе ступни. Слава Богу, обошлось.
Первое, что пришло героям в голову, так это то, что они не прочь были узнать, куда пропали их друзья Айван и Кириокас. Путешествие со стаей хищных тварей хотя и осталось в их памяти как нечто увлекательное и захватывающее, однако это не лишало их того беспокойства, что с их верными спутниками не обязательно всё в порядке. Бог один ведает, что с ними. Оставшейся в сохранности и невредимости паре ничего не оставалось, как просто надеяться на лучшее.
Дело стало клонить к вечеру. Уставшие путники устроились под большим ветвистым деревом и прильнули друг к другу. Воздух витал чистый и свежий, совсем как живой, умиротворенный и тихий, он душевно убаюкивал изнуренную пару. Столь же легкой и ненавязчивой мелодией вторили этой колыбельной певучие, любвеобильные птицы, коих само призвание заключалось в том, чтобы наполнять сонное лесное пространство чудесной, сказочной музыкой. Вестницы весны и тепла делали это с особенным пристрастием, будто в их голосах просыпалась некая возвышенная мечта, манящая и вожделенная. Затем в одно мгновенье происходило небольшое затишье, и тогда о себе давали знать другие обитатели зеленого царства: грызуны, змеи и даже неподалеку сопевший лось. Всё перечисленное притом сопровождалось аккомпанементом неугомонных сверчков и неустанным кваканьем лягушек.
– Гармония. – Промолвил Тальвер, вслушиваясь в прекрасную тишину леса.
– Мой принц, – позвала спустя несколько мгновений Фетиль, – как ты оказался здесь, на Земле?
– То есть?
– Что заставило тебя покинуть родную планету?
Последний вопрос заставил Тальвера не на шутку задуматься. Примерно в тот же момент космонавту пришла в голову та мысль, что, ответь он как можно правдивее на него Фетиль, найдёт в сей загадке ответ для самого себя. Да, вот именно, что загадке. Как ни удивительно, но мужчине пришлось осознать, что ему не так-то просто дать точное объяснение своему поступку. Тем не менее, это не означало, что выживший самоубийца не мог поведать Фетиль страшную трагедию, не являвшуюся самой причиной, но ставшую поводом.