Золотое царство

— У меня весла, — отозвался Витомысл, — только их всего два. Плыть не споро будем!

— Ну что поделать, — повторил стрелок, — уж как-нибудь, значит, придется.

Кот опасливо потрогал воду лапой, поежился, но вдруг смело прыгнул в лодку. Прыгнул первым, доказав тем самым молодцам и самому себе, что он тоже не лыком шит и храбрости ему не занимать. Андрей только хмыкнул, Витомысл улыбнулся:

— Смотрите, братцы, эвон как наш Баян разохотился! Еще, чего доброго, придется его выставлять от нас поединщиком, коли случай такой приведется! Вот только где бы меч эдакий махонький раздобыть?

Кота перспектива участвовать в двоеборье совершенно не радовала, но он и виду не подал, отвернулся куда-то в сторону и начал умываться лапой. Следующим в лодку залез Витомысл, совершенно не выспавшийся и потому чрезвычайно суровый. Вертодуб прыгнул за ним и до того оказался тяжел, что лодка немного осела и накренилась. Увесистый молодец смекнул, что близко к бортам держаться не следует, и сел ровно посередке, едва не наступив на хвост коту.

Андрей передал Вестреню волшебный мешок, отвесил хозяину низкий поклон и, вскинув на плечи потяжелевший дорожный тюк, забрался в лодку к товарищам. Вестрень поспешил опробовать приобретение, представив, каких огромных рыбин он может теперь добывать. Не без опаски сунул в мешок руку и вытащил за хвост такого увесистого леща, что даже ахнул. В жизни не доводилось старому рыбаку безо всяких усилий ловить эдаких чуд, посему всякие мысли о незваных гостях покинули его. Вестрень уселся поудобнее на речном бережку и начал сосредоточенно удить рыбу из мешка.

Лодка медленно плыла вперед, рассекая грудью речную гладь. Вертодуб единолично завладел веслами и греб что есть сил, на все корки ругая Золотинку.

— Это ж надо! — причитал молодец. — Все реки как реки, впадают себе в море, и всего делов! И только наши все через пень-колоду, все не как у людей… ну то есть как у других рек! С чего бы это нормальная река из моря начало брала? Нет, я всегда говорил, что в нашем краю и лешак ногу сломит! Теперь старайся вот, а все равно плывем, братцы, еле-еле! Ну разве это куда годится?

И он со злостью плашмя ударил веслом по воде, окатив и себя и товарищей ледяной водой. Больше всего досталось коту, который опрометчиво примостился у самого борта. Вымок, сердешный, весь, хоть отжимай, и таким вдруг показался жалким и несчастным, что проникся даже сам Вертодуб.

— Ты это, — виновато проговорил он, — извини, Баян, нечаянно оно вышло. Не хотел, право слово.

Мокрый Баян от изумления и ужаса слова вымолвить не мог, потому только смотрел на обидчика своими рыбьими глазами и часто-часто моргал.

— Извини, — еще раз сказал Вертодуб и сильнее налег на весла.

Задул сильный ветер, да такой, что путники моментально продрогли до костей и кутались в свои дорожные плащи. Хуже всего пришлось опять же коту, который на пронизывающем ветру совершенно окоченел и задубел, как мокрое белье на морозе. Витомысл сжалился над беднягой и закутал его в полу своего плаща. Коту от того радости было немного, разве что ветер больше не задувал в морду, а что в плаще, что без него — все равно холодно.

— Мерзну, — пожаловался он, и это было его первое сетование, не связанное с едой. Возымело оно странное действие — стрелок, привыкший, что ежели кот говорит ноющим тоном, то, стало быть, он голоден, залез в заплечный мешок и достал оттуда половину жареной перепелки.

— На, покушай.

На птичку налипли хлебные крошки, и вообще вид у нее был не очень аппетитный, однако кот возрадовался безо всякой меры и со всхлипом в нее вгрызся. Вертодуб, чувствующий себя крайне виноватым, облегченно вздохнул.

Ветер между тем с каждой минутой становился все холоднее, все пронзительнее, будто и не ветер вовсе, а огромная колючая сеть была протянута над водой. Река бурлила, волны то и дело норовили захлестнуть лодку, сквозь пробоину набиралась вода, да так, что молодцам все время приходилось ее вычерпывать. Пальцы костенели на пронизывающем ветру, зубы сами собой выстукивали дробь. Кот, живо справившийся с перепелкой, снова впал в тоску и искал утешения у вконец замерзшего Витомысла. тот засунул Баяна себе под рубаху и кот для чего-то перебирал там лапами, нещадно царапая голый живот своего спасителя.

— Да сиди ты уже спокойно! — не выдержал Витомысл. — Чего там шуруешь?

— Поудобнее устраиваюсь, — виноватым голосом отозвался кот из-под рубахи и, еще раз проведя по коже когтями, затих. Было ему тепло и сравнительно хорошо, в животе у Витомысла что-то таинственно урчало, наводя кота на приятные мысли о только что съеденной птичке.