Золотоглазые

Час спустя после возвращения, события предыдущего дня стали казаться мне нереальными. Когда мы вышли поговорить с соседями, то оказалось, что чувство нереальности случившегося у них более выражено. Ничего удивительного в этом не было, так как, заметил мистер Халабен, они знали о положении дел только то, что не смогли лечь в постель ранним вечером и пришли в себя утром ужасно замерзшими, остальное были только слухи. Нельзя было не поверить, что во время этой паузы прошел целый день, так как весь остальной мир не мог ошибиться, но сам Халабен считал это неинтересным событием, так как интересным может быть только осознанное. Поэтому он предложил не обращать внимания на происшедшее и сделать все возможное, чтобы забыть, что один день из его жизни был выброшен, словно его и не было.

Такой выход оказался несколько легким, так как сомнительно, чтобы что-то смогло в то время вызвать какую-то сенсацию. Было в этом деле несколько интересных, многообещающих фактов, но они не оправдали себя. Среди них одиннадцать несчастных случаев, и что-то можно было из этого извлечь, но даже здесь недостаток деталей и подробностей не давал возможности возбудить читательский интерес. Рассказы тех, кто это пережил, были однообразны и лишены всякого драматизма и напряжения, так как им нечего было рассказать, кроме воспоминаний о холодном пробуждении.

Теперь мы могли залечить наши раны, определить наши потери и в целом прийти в себя после событий, которые стали известны, как «Потерянный день».

Нашими одиннадцатью жертвами были: мистер Уильям Грант, фермер, его жена и маленький сын, погибшие во время пожара в коттедже, еще одна пара сгорела также в своем доме, другой фермер Герберт Фел был обнаружен мертвым рядом с коттеджем миссис Хариман, что было трудно объяснить. Муж последней был в то время на работе в пекарне. Гарри Крайнхарт, один из двоих мужчин, которых наблюдатели видели лежащими у кабачка «Коса и камень», также погиб от удара при падении. Четверо других были все людьми старыми, переохлаждение вызвало у них пневмонию и лечение не могло их спасти.

Еще с неделю военные приезжали в Мидвич и офицерские машины сновали туда-сюда, но центром внимания была не сама деревня, и потому жители не очень беспокоились. Внимание было приковано к развалинам аббатства, где был поставлен постоянный патруль для охраны огромной впадины, которая, очевидно, была оставлена каким-то предметом, приземлившимся здесь. Инженеры изучали этот феномен, проверяя опытами и делая фотографии. Техники обшарили это место с миноискателями, счетчиками Гейгера и другой аппаратурой. Затем внезапно военные потеряли интерес к этому делу и удалились.

Исследования на Ферме продолжались немного дольше, и среди работающих там был Бернард Уосткот. Он несколько раз заезжал к нам, но ничего нового не сообщил, а мы не спрашивали о деталях. Мы знали не больше, чем остальные в деревне: что секретные работы продолжаются. До того, как объявить о своем отъезде в Лондон, Бернард не заговаривал о том злополучном Потерянном Дне. Но в этот раз, когда разговор стих, он сказал:

— У меня к вам есть предложение. Если оно вам подойдет…

— Послушаем и решим, — сказал я.

— Основное вот в чем: нам очень важно, чтобы кто-то наблюдал за деревней и знал, что здесь происходит. Мы, конечно, можем оставить здесь одного из наших людей, но против этого есть некоторые возражения. Во-первых, ему надо быть своим человеком в деревне, а во-вторых, сомнительно, чтобы мы могли обеспечить его работой на это время, а если он не будет здесь постоянно, то какая с него будет польза? Если же, с другой стороны, мы сможем найти надежного человека, который уже знает место и людей и будет нам письменно сообщать о новостях, это будет выгодно со всех сторон. Как вы думаете?

Я размышлял минуту.

— Вообще-то, это нам не очень нравиться. Все будет зависеть от того, в чем будут заключаться наши обязанности, — я посмотрел на Джанет, сидящую рядом.

— Это выглядит так, словно нас пригласили шпионить за нашими друзьями и соседями, — заметила она холодно. — Думаю, что нам это не подойдет.

— Да, — поддержал ее я. — Это же наш дом.

Бернард кивнул, словно ожидал именно такой реакции.

— Вы считаете себя частью этого общества? — спросил он.

— Мы стремимся к этому, — ответил я.

Он снова кивнул.

— Хорошо, что вы, по крайней мере, начали чувствовать обязательства по отношению к нему. Это основное, что нужно человеку, который возьмется за наше дело.

— Не совсем понимаю, зачем вообще нужна слежка. Сотни лет Мидвич обходился без этого. По крайней мере, внимания самих жителей вполне достаточно.

— Ты прав, — заметил он. — До сегодняшнего дня. А теперь, однако, Мидвич нуждается во внешней помощи, и он ее получит. А вот своевременно ли он ее получит, будет зависеть от правильной информации о том, как идут здесь дела.

— Какого вида помощь? Против чего?