Золотоглазые

— Ну и что с того? Что бы сказали вы, будь вы на их месте? Представьте себе, кто-нибудь скажет, что мальчика заставили, что он подчинился чьей-нибудь воле и покончил с собой. Пройдут ли в суде такие показания? Конечно, нет? Понадобится другое следствие, чтобы вынести приемлемый приговор. Почему заседатели и свидетели должны рисковать своим добрым именем? Ради чего? Вам нужны доказательства? Подумайте о себе, о своих взаимоотношениях с окружающими. Вы читали мои книги, я как писатель пользуюсь вашим расположением, к тому же вы лично знакомы со мной. Но даже это не сможет изменить вашего обывательскою мышления. Ведь первое, что пришло вам в голову, когда я рассказывал вам о происшествии: «Как это могло прийти ему в голову или показаться?» Вы не верите мне. Вспомните, друг мой, вы не жили в Мидвиче в то время, когда Дети заставили матерей вернуться обратно.

— Но данное событие более высокого уровня, — возразил я.

— Разве? А вы можете объяснить разницу между просто невероятным и невероятным, но со смертельным исходом? Ну, подумайте, Ведь с того времени, как вы уехали, вы потеряли контакт с невероятным, вас захлестнула реальность. А здесь неординарные события составляют основную часть нашей жизни.

Я почувствовал, что появилась возможность задать несколько вопросов:

— А как же Уиллерс и его теория истерии?

— Он отказался от нее незадолго до своей смерти. — ответил Зеллаби.

Я был ошеломлен. Я хотел спросить о докторе еще у Бернарда, но во время беседы забыл о своем намерении.

— Я не знал, что он умер. Ведь ему было чуть больше пятидесяти лет. Как это случилось?

— Он принял слишком большую дозу барбитала.

— Вы думаете, что… Но ведь Уиллерс не из таких людей…

— Я согласен с вами. Официальное заключение: …нарушения нервной системы. Несомненно, многозначительная фраза, но ничего не объясняющая. Конечно, можно столь сильно переутомить мозг, что сумасшествие будет лучшим исходом. Но никто не имеет ни малейшего представления, почему он так поступил. Так что нам остается удовлетвориться официальным заявлением.

Он некоторое время сидел молча.

— Пока я не узнал, каким будет решение о молодом Паули, я и не вспоминал об Уиллерсе.

— Вы считаете, что к его смерти также причастны Дети?

— Не знаю. Но ведь вы сами сказали, что Уиллерс был не таким человеком. Выясняется, что наша жизнь в деревне гораздо опаснее, чем можно предположить. Прямо скажем, неприятная неожиданность. Мы все должны сознавать, что хотя именно Паули появился из-за угла в тот роковой момент, на его месте мог оказаться любой из нас. Я или Анжела или еще кто-нибудь. Любой из нас: он, вы, я — можем нечаянно причинить Детям боль. Мальчик Паули невиновен. Он сделал все возможное, чтобы избежать столкновения, но не смог. И вот в приступе гнева они отомстили ему, убив. Итак, мы должны решать. Для меня лично Дети — самое интересное из того, с чем мне приходилось встречаться за всю свою жизнь. Мне очень хотелось бы выяснить, как они проделывают подобные штуки. Но Анжела еще молодая женщина, а Майкл все еще зависим от нее. Мы уже отправили его из Мидвича. Не знаю, должен ли я убедить ее уехать. Я не хотел бы принимать преждевременное решение, но я не знаю, когда для него придет время. Эти последние несколько лет были жизнью на вулкане. Разум говорит, что внутри растет и ширится огромная сила, рано или поздно произойдет извержение. Но время идет, и лишь иногда слабые толчки трогают нас, и мы начинаем верить, что извержения не будет. Я спрашиваю себя: этот случай с Паули — просто толчок посильнее или всплеск извержения? И не знаю. Все мы чувствуем присутствие опасности, еще год назад мы строили планы, которые становились ненужными. Теперь нам об этом напомнили, и, вероятно, это тот момент, когда все изменится в сторону реальной угрозы и разрушения моего дома.

Зеллаби был обеспокоен по-настоящему, и в отношении Бернарда не было никакого сомнения. Я почувствовал, что должен извиниться.

— Кажется, все это дело с Потерянным Днем стерлось в моей памяти, и нужно немного времени, чтобы привыкнуть к Мидвичу. Вы подсознательно пытаетесь обойти неудобства и говорите мне, что отрицательные черты в Детях с годами будут уменьшаться.

— Мы все стараемся так думать, — сказал Зеллаби. — И пытаемся уверить себя в этом. Но дело в том, что это не так.

— Но вы все еще не знаете, как осуществляется это принуждение?

— Да, это все равно, что спросить, как одна личность главенствует над другой. Ведь есть такие личности, которые господствуют над группой людей, в которую входят. У Детей эта способность в союзе увеличивается. Но вот как они это делают?

Анжела Зеллаби, мало изменившаяся с тех пор, как я ее в последний раз видел, появилась на веранде несколько минут спустя. Она была так занята своими мыслями, что не сразу нас заметила.

— Ричард и подполковник были на следствии, — сказал Зеллаби. — Все случилось, как мы ожидали, ты слышала?

Анжела кивнула.