Золотоглазые

— Дело не в цивилизованности, — сказала она, — если мы будем существовать, мы будем доминирующим элементом. Разве вы согласитесь быть подавленными? И еще политический вопрос: может ли государство позволить, чтобы в нем развивалась могущественная группа, меньшинство, которое нет сил держать под контролем? Ясно?.. И что же вы сделаете? Мы в безопасности, пока вы говорите об этом. Наиболее примитивные из вас, ваши массы, захотят уничтожить нас. Ваши религиозные деятели будут лицемерно беспокоиться об этической стороне. А потом ваших нерешительных правых, стоящих у власти и неохотно идущих к тому, чтобы применять против нас жесткие меры, сместят, воспользовавшись шансом, ваши политики из левых. Они будут защищать наши права как забытого меньшинства. Их лидеры будут гореть священным негодованием. Они будут требовать права на правосудие, сочувствие и сердечность. Потом кому-то из них придет в голову, что это действительно серьезная проблема, и если они хотят победить, то не лучше ли сменить политику сердечности на холодную войну, и свистопляска доброжелателей сойдет на нет.

— Кажется, вы не слишком высокого мнения о наших политиках, — вставил Бернард.

— Как безопасно существующий преобладающий вид вы можете позволить себе потерять чувство реальности и забавлять себя абстракциями. Пока продолжается эта возня, многим придет в голову, что проблема взаимоотношений с более совершенным видом, чем они сами, не станет проще в будущем. Тогда наступит время практических действий. Но мы показали прошлой ночью, что случится с солдатами, если они будут посланы против нас. Если вы пошлете самолеты, они разобьются. Затем вы додумаетесь до артиллерии или до управляемых ракет, как русские, а на электронику мы действовать не можем. Но если так случится, вы не сможете убить только нас, вам придется убить всех в деревне. Эту ситуацию надо обдумать: какое правительство сможет удержаться после убийства невинных масс? У вас не будет не только партии, которая позволит это… Лидеров могут просто линчевать.

Она остановилась, а Мальчик продолжал:

— Детали могут меняться, но что-то в таком духе будет непременно. Ни вы, ни мы не имеем иных целей, кроме желания выжить. Все мы игрушки жизненной силы. Она сделала вас сильнее в коллективе, но умственно недоразвитыми. Она сделала нас умственно сильными, но слабыми физически и противопоставила вам, наблюдая, что случится. Жестокий спор. Жестокость так же стара, как и мир. Есть некоторый прогресс по этой части: юмор и сочувствие — наиболее важные из человеческих побуждений. Но они не слишком твердо установились в ходе вашей эволюции.

— Он улыбнулся. — Это подтвердит Зеллаби, наш первый учитель, — вставил он, продолжая. — Но, кажется, есть возможность все же отложить битву. И это как раз то, о чем мы хотим с вами поговорить.

— Ну, вот это уже совсем необоснованное ограничение моих передвижений, — говорил Зеллаби Девочке, сидящей на дереве около тропинки. — Вы прекрасно знаете, что я всегда совершаю вечернюю прогулку и возвращаюсь к чаю. Тирания легко становится плохой привычкой, кроме того, у вас заложницей моя жена.

Девочка, казалось, обдумывала сказанное.

— Хорошо, мистер Зеллаби, — согласилась она.

Зеллаби сделал шаг вперед, теперь это получилось у него беспрепятственно, и он перешел через невидимый барьер, который только что останавливал его.

— Спасибо, дорогая, — сказал он, вежливо склонив голову. — Пойдемте, Гейфорд.

Мы прошли в лес, оставив стража тропинки беспечно болтать ногами и наблюдать за окрестностями.

— Больше всего меня занимает аспект взаимоотношений между индивидуумом и коллективом, — начал Зеллаби. — Восприятие у Детей, несомненно, индивидуальное, но ум — коллективный. А как с ощущениями, которые они получают? Если один сосет карамель, остальные тоже получают удовольствие? Кажется, нет, хотя они должны осознавать, что карамель вкусна. Та же проблема встает в том случае, когда я показываю им фильмы или читаю лекции. Теоретически, если двое присутствуют на моей лекции, все остальные получают ту же информацию — именно так они обучаются. Практически же все они посещают мои лекции, когда я выступаю на Ферме. Содержание фильма они смогут передать один другому, но какая-то часть визуальных ощущений теряется. Поэтому смотреть своими собственными глазами для них предпочтительнее. Их с трудом можно разговорить на эту тему, но мне ясно, что индивидуальное впечатление от фильма, как и от карамельки, более удовлетворяет их. Эти размышления наводят на ряд дополнительных вопросов.

— Да, вероятно, — согласился я, — но это второстепенные вопросы… Что касается меня, то самой проблемы достаточно.

— О, — сказал Зеллаби, — не думаю, чтобы в этом был о что-то новое. Наше существование здесь уже поднимает эту проблему.

— Не согласен. Мы выросли здесь, а откуда пришли Дети?