Пока мы ожидали, во мне росло чувство, что в воротах есть что-то неправильное. Сооружение, стоявшее за ними, было одноэтажным зданием, соответствующей с воротами расцветки. Деревянные части здания бледно-голубого цвета, а на окнах белели вязаные занавески. Дверь открылась, и вышла женщина средних лет в белом костюме, состоявшем из брюк и блузы. Волосы ее были темными, с несколькими седыми прядями, коротко подстриженные. Голову ничего не покрывало. Увидев меня, она подняла руку в таком же приветствии, как у амазонок, хотя и небрежно, и пошла открывать ворота. Только тогда, когда она пропустила нас, я неожиданно увидела, какая она маленькая — не выше 1 метра роста. И это-то и объясняло, что было не так в воротах: они были построены полностью по ее мерке…
Я продолжала глазеть на нее и ее маленький домик, пока мы проезжали мимо. Ну, а что же с этим? Мифология богата гномами и другими крохотными людьми и тем, что они совершенно спокойно могут проникнуть в сны, так что кто-нибудь, я уверена, должен уж решить, какой стандартный символ они означают, но в тот момент я не могла его вспомнить. Было ли это подавленное желание иметь ребенка?
Я отложила это тоже для дальнейшего созерцания и перенесла свое внимание снова на окружающее. Мы продолжали неторопливо наш путь по какой-то скорее подъездной аллее, чем дороге, с окрестностями, представляющими из себя что-то среднее между общественным парком и муниципальным: широкие газоны — цвета нетронутого зеленого вельвета, то тут, то там усыпанные клумбами, изящные собрания серебряных берез и случайные большие деревья. Между ними то тут, то там стояли трехэтажные розовые здания, построенные, видимо, без какого-либо плана.
Пара, типа амазонок, в фуфайках и брюках цвета опавшей листвы, занималась посадкой на клумбе рядом с аллеей, и нам пришлось остановиться, пока они перетаскивали свою тележку, полную тюльпанов, на траву, чтобы дать нам проехать. Они послали мне обычное приветствие и дружелюбную ухмылку, когда мы проезжали мимо.
Минутой позже у меня возникло ощущение, что с моим зрением что-то не так, потому что стоило нам проехать один дом, как перед ним предстал другой. Он был белый, а не розовый, но тем не менее в точности такой же, хотя и составлял где-то одну треть от первого…
Я заморгала и с усилием уставилась на дом, но он продолжал оставаться таких же размеров. Невдалеке через газон, в розовом одеянии, шла медленно и тяжело карикатурно огромная женщина. Ее сопровождали три маленькие женщины в белых костюмах, выглядевшие по сравнению с ней детьми или ожившими куклами: невольно вспоминались буксиры, суетившиеся вокруг лайнера.
Я почувствовала, что засыпалась: профиль и комбинация символов выходили за пределы моей подготовки.
Машина повернула направо и подъехала к пролету ступенек, ведущих к розовому зданию нормального размера, но не без странностей, так как ступеньки были разделены центральной балюстрадой: те ступеньки, которые вели налево от нее, были обычными, а те, что направо, — меньше и многочисленнее.
Гудки водителя объявили о нашем прибытии. Где-то через 10 секунд полдюжины маленьких женщин появились на пороге и побежали вниз по ступенькам справа. Дверь хлопнула, когда водитель выбрался из машины и пошел встретить их. Когда он попал в поле моего зрения, я увидела, что это была тоже малышка, но не в белом, как другие: она была одета в сияющий розовый костюм, как ливерная колбаса, который цветом в точности соответствовал машине.
Малышки перекинулись парой слов между собой, прежде чем открыть мне дверцу, и затем чей-то голосок радостно пропищал:
— Добро пожаловать, Мать Орчис. Добро пожаловать домой.
Ложе или носилки, на которых я лежала, скользнули по ремням, и на них малютки опустили их на землю. Одна из молодых женщин с розовым крестом св. Андрея, прикрепленным с левой стороны блузы, наклонилась надо мной. Она деликатно поинтересовалась:
— Как вы думаете, Мать, вы сможете идти?
Момент был неподходящим, чтобы вдаваться в размышления о форме обращения. Очевидно, я была единственной мишенью для вопроса.
— Идти? — повторила я, — конечно, я могу идти.
И я села при помощи около восьми рук. Конечно же, это было явным преувеличением. Я осознала это в тот момент, когда поднимала ногу. Даже при всей той помощи, что оказывали мне малышки, это было напряжением и достаточной нагрузкой. Я посмотрела на чудовищные формы, волнами вздымающиеся под розовыми одеяниями, с болезненным отвращением и чувством, что как бы эта масса символически не была замаскирована, она потом наверняка окажется противным разоблачением.
Я попыталась сделать шаг. «Идти» было вряд ли подходящим словом для моего передвижения, оно выглядело серией замедленных усилий воли, а эти женщины, не выше моего локтя, порхали вокруг меня, как встревоженные наседки. Раз уж начав, я должна была идти вперед, передвигаясь подобно огромной волне, сначала через несколько метров гравия, затем с тяжеловесной неторопливостью вверх по левой стороне ступенек.