Золотой барабан

— Почему в Роданте? Там нет ничего интересного. А, может быть, вы выходили на дамбу смотреть на следы кораблекрушения, произошедшего много-много лет назад?

— Что за следы? — спросила Мегги, она была рада думать о чем-то другом.

— Старинный остов корабля после кораблекрушения. Зимние штормы обнажают его из воды иногда, и вы можете видеть его с дамбы Роданте.

— О нет, я не знала об этом тогда, и рассматривать старые обломки — не лучший способ провести время. Я не думаю, что хочу видеть это. Я ездила туда и оставляла машину возле спасательной станции, место Чик-чик… — она запнулась.

— Чикамакомико — великолепное имя, не правда ли? — Джеми улыбнулся.

— Да, Чикамакомико. Я ставила там машину, спускалась вниз к берегу, на пляж, и он был там, Джон Форчун. Мы разговорились. — Она заранее определила, что сказать об этом, и вздернула подбородок, несколько вызывающе. — Вот, собственно, и все.

— Вы обещали ему навестить завтра, — Джеми изучающе посмотрел на нее через стол. — Есть что-то, что вы не хотите мне сказать, что-то важное.

Мегги вздохнула. Она чувствовала себя эмоционально, как на крутом спуске с горы, и хотела, чтобы это как-то прекратилось. Она решилась, но еще не знала, как об этом сказать.

— Джеми! Я не хочу говорить об этом. Просто возьми меня домой с собой, Джеми. Пожалуйста!

Он привез ее домой, в его крошечную квартирку на Кроутин Саунд. Там они дарили друг другу чудесные наслаждения, с утонченной замедленностью выпивая каждый миг сближения. Она чувствовала себя умирающей от счастья. И он снова и снова брал ее, и они сливались в экстазе удовольствия. Он не отпустил ее в гостиницу, а оставил ночевать у себя. Всю ночь Мегги спала на руке Джеми.

Июль, 3, 1752

— Дуглас! Дуглас! О, Дуглас, ты вернулся! — воскликнула Маргарет, бросаясь к нему навстречу.

— Да, я вернулся, — сказал он, распахивая объятья. Обняв, почувствовал, что это уже вполне зрелая женщина. Им обоим было по восемнадцать, и он не видел ее уже пять лет.

После взаимных объятий она отступила на шаг.

— Ты стал выше, — сказала она критически. — И шире в плечах, и у тебя более короткие волосы. Ты теперь можешь походить на выходца из Ганноверской династии, с такими короткими волосами.

Он не мог определить, серьезно она говорит или шутит — в ее глазах прыгали чертики.

— Никогда, — сказал он. — И кроме того, короткие волосы носили пуритане. — Он наклонился к упакованному предмету, который при встрече опустил рядом с собой, раскрыл верх ящика и сказал:

— Ты видишь, Маргарет, барабан все еще со мной, и я служу принцу.

Она опустила глаза, чтобы скрыть раздражение, но так была рада встрече, что быстро о нем забыла:

— Я так тебя ждала, так счастлива, что ты жив. Пошли, идем в дом. Сколько времени ты можешь пробыть у нас?

— Недолго, — сказав, он тут же пожалел об этом. В его памяти Маргарет была прекрасна и душой, и телом. Но сегодня она была так очаровательна, что у него перехватило дыхание. На ней был накинут ярко-красный плед Макквари, и ее волосы, не менее яркие, были собраны в узел на затылке. Она тоже стала выше и тоньше, с узкой талией и полной грудью, и двигалась с женской грацией.

— Я боюсь, мой отец не будет в восторге от встречи с тобой, — сказала она.

— Да, что некоторым людям нравится, другим — нет, — сказал Дуглас философски. — Все время я теперь в разъездах, в движении, все делаю для того, чтобы продолжить борьбу против англичан. Мы надеемся собрать деньги для возвращения принца Бонни Чарли. Он хочет, чтобы на трон вернулись Стюарты.

Маргарет пришла к Дугласу ночью, одетая только в тонкую ночную рубашку. Она принесла свечу, которая хранилась с их встречи пять лет тому назад. Она поставила свечу на стол рядом с кроватью и сказала:

— Теперь я — женщина, Дуглас, но я не была еще ни с одним мужчиной. Возьми меня, покажи мне — как. Я никого никогда не любила, кроме тебя…

Он взял ее, дрожащую от счастья. Она научилась быстро.

На следующую ночь Маргарет пришла к нему снова. Он ждал ее, уже сгорая от возбуждения и волнения. Она отбросила свой стыд и в свете свечи встала перед ним нагая, гордая, как богиня, гордая своей фигурой, совершенной грудью и огненными густыми волосами.

— Ты находишь меня приятной, Дуглас Дуглас? — спросила она.

— Ты знаешь, что да, — произнес он, привлекая ее к себе. Она смеялась и резвилась в его объятиях, жадно целовала его. Теперь она не была новичком в любви, она предавалась ей неистово и непринужденно и с удовольствием раздела его сама.

На рассвете она разбудила его и сказала:

— Мы должны поговорить.

Он проснулся, но приоткрыл лишь один глаз:

— О чем?

— Ты сегодня уезжаешь?

— Да, ты что-то хотела сказать в этой связи?

— Я хочу, чтобы ты взял меня с собой, Дуглас.

— Что?! — он тут же окончательно проснулся и резко приподнялся на локтях, глядя ей в глаза. — Ты сошла с ума! Твой отец убьет меня! И тебя, может быть, тоже.

— Во-первых, он сначала должен схватить нас. Он не станет преследовать нас, не убьет, если ты женишься на мне.