Пятница была Великой пятницей. В последние годы я заметил, что жители нашей округи переняли европейский обычай не работать в этот день. Была закрыта даже фондовая биржа, не говоря уже о фирме «Перкинс, Перкинс, Саттер и Рейнольдс». Не знаю, о чем это свидетельствует, о пробуждении религиозного чувства или о желании людей иметь три выходных дня. Во всяком случае, я заранее объявил, что мой офис в Локаст-Вэлли будет в этот день закрыт. Я также обрадовал своих служащих и озадачил моих партнеров по Уолл-стриту, объявив, что офис в Локаст-Вэлли будет закрыт и в пасхальный понедельник, что тоже соответствует европейской традиции. Я старался не отстать от веяний времени.
Сюзанна и я в компании с Этель и Джорджем пошли в церковь на трехчасовую службу, которая знаменует то время, когда «небеса потемнели и земля содрогнулась» и Христос умер на кресте. Я вспоминаю одну Великую пятницу, когда я был еще мальчиком и вышел на паперть церкви Святого Марка. Был солнечный день, однако в одну минуту небеса на самом деле потемнели и раздался гром. Я помню, как я стоял, не смея оторвать глаз от неба и ожидая, когда содрогнется земля. Взрослые, стоявшие рядом, посмеивались надо мной, затем из церкви вышла моя мать и увела меня под своды храма. День, как я уже говорил, был самый обыкновенный, солнечный, по-моему, в сводках погоды и речи не было о дожде или грозе.
Церковь Святого Марка уже наполнилась прихожанами, одетыми в праздничные одежды. Преподобный мистер Хеннингс, великолепно выглядевший в своем пасхальном облачении, начал службу. На этот раз в его проповеди не было социальных инвектив, за что я и возблагодарил Бога. Хеннингс устраивает нам подобные передышки еще во время воскресных служб на Пасху и на Рождество, однако тогда его, бывает, уносит в рассуждения о материализме и коммерциализации.
После службы мы подбросили Аллардов до их дома, припарковали свой «ягуар» и отправились на прогулку по усадьбе, наслаждаясь погодой и цветущей растительностью. Я представил себе, как это место выглядело в прежние времена, — несколько садовников с помощниками стригли, вскапывали, поливали бы усадебный парк. Теперь все в запустении, уже лет двадцать никто даже не сгребает листья. Парк еще не вернулся в дикое состояние, но — как и многое другое кругом, включая меня, — пребывает в переходном периоде между порядком и хаосом.
Эдвард и Каролина не приехали на этот раз к нам на пасхальные каникулы — у них были планы попутешествовать с их друзьями, поэтому у Сюзанны и у меня невольно возникали воспоминания о тех днях, когда дети были детьми, а праздники отмечались всей семьей.
Мы поднимались по холму к Стенхоп Холлу, когда Сюзанна проговорила:
— Помнишь, однажды на Пасху мы открыли большой дом и устроили для детей игры с пасхальными яйцами?
Я улыбнулся.
— Мы тогда припрятали сто яиц на двадцать человек детей, но было найдено только восемьдесят. Где-то в доме до сих пор гниют двадцать яиц.
— Мы еще тогда потеряли одного мальчишку. Джэми Лернера. Он проплакал в северном крыле целых полчаса, пока мы его обнаружили.
— Разве мы его тогда нашли? По-моему, он до сих пор живет здесь и питается пасхальными яйцами.
Держась за руки, мы обошли большой дом и вышли на заднюю лужайку. Присели на скамейку в старом бельведере. Помолчали.
— Куда уходят годы? — грустно произнесла Сюзанна.
Я пожал плечами.
— У тебя какие-то неприятности? — спросила она.
Когда этот вопрос задает супруга, он таит в себе опасные последствия. Я ответил «нет», что в устах мужа звучит как «да».
— У тебя появилась женщина?
— Нет. — Если правильно выбрать тон, это будет означать «нет, нет и еще раз нет».
— Тогда что же?
— Не знаю.
— Ты стал каким-то чужим в последнее время, — заметила она.
Сюзанна бывает порой такой чужой и далекой, что мне приходится набирать дополнительный код, чтобы докричаться до нее. Люди подобного сорта считают, что такое право есть только у них. Я ответил фразой из обычного супружеского набора:
— Ты тут совсем ни при чем.
Некоторые жены, услышав эту фразу, испытали бы облегчение, но Сюзанна не принадлежала к их числу. Она не засмеялась и не бросилась мне на шею. Напротив, она едко заметила:
— По словам Джуди Ремсен, ты в разговоре с Лестером сказал, что собираешься отправиться в кругосветное плавание.
Если бы Лестер был рядом, я бы врезал ему по носу.
— Именно так Джуди Ремсен передала наш разговор с Лестером? — с сарказмом спросил я.
— Да. Так ты собрался прокатиться на яхте вокруг света?
— В тот момент это казалось мне неплохой идеей. Я же был пьян. — Объяснение было не очень ловким, поэтому я, чтобы придать ему больше правдоподобности, добавил: — Но я размышлял над этим планом.
— А какое место в этих планах уделялось мне?
Сюзанна иногда удивляет меня вспышками какой-то удивительной беззащитности. Если бы я стремился манипулировать ею, это дало бы мне много козырей. Но Сюзанна и так дарит мне очень много.
— Ты никогда не хотела переселиться в Ист-Хэмптон?
— Нет.
— Почему «нет»?
— Потому, что мне нравится здесь.
— Но ты же любишь Ист-Хэмптон, — напомнил я.