Читаем Золотой браслет, вождь индейцев полностью

— Отчего же мы должны терпеть поражение? Кто поручится за то, что при виде громадного союза всех индейских племен и их правильно организованных полчищ белые не призадумаются и не найдут для себя более удобным предоставить индейцам часть земли, необходимую им для их естественной жизни, чем продолжать безжалостное уничтожение, которое возмущает даже тех, кто его проводит. Да, наконец, не в результате дело, — цель прекрасна и заманчива. И я во что бы то ни стало попытаюсь ее достигнуть.

Последовало молчание, и собеседники погрузились каждый в свои размышления.

— Время идет, — заметил Мак Дайармид, взглянув на солнце. — Надо вернуться в лагерь и посмотреть, что делает Большой Змей со своими танцорами…

— Какое несчастие, — воскликнул Эван Рой, продолжая свою мысль, — какое несчастие, что в вашей семье только отец твой поступал умно! Вместо того, чтобы лелеять несбыточные мечты о восстании и о каком-то будущем великом примирении с белыми, не лучше ли было бы тебе, по примеру отца, продолжать торговлю мехами, удвоить состояние, сделаться таким богачом, чтобы все окружающие преклонились пред тобой?

— Есть кроме золота другой путь к почестям, — сказал бывший кадет, поднимая надменно голову. — Не все же мне терпеть одни неудачи, Эван!.. Но пойдем!

Они спустились по откосу и подошли к реке. По дороге пасшиеся на лугах стада буйволов не поднимали даже голов при их приближении и продолжали щипать траву, нисколько не пугаясь.

— Ну, вот тебе еще один образчик благодеяний твоей цивилизации, — сказал насмешливо Мак Дайармид. — Представь себе, что лагерь, к которому мы идем, лагерь солдат белой армии: не думаю, чтобы буйволы в этом случае вели себя так же, как теперь. Да и долго ли они могли бы здесь оставаться? Ни одного часа. Они были бы отогнаны ими и умерщвлены без всякой пользы, для потехи какого-нибудь глупого офицерика, который захотел бы показать свою ловкость и приобрести новый трофей в свою охотничью коллекцию. Тогда как мы, столь презираемые дикие, мы имеем достаточно смысла, чтобы беречь нашу дичь и убивать лишь столько, сколько необходимо для нашего пропитания.

— Я не отрицаю у них некоторой доля хитрости, — сказал Рой. — У бедняков только и есть одно средство к жизни — охота за дичью; и если бы они опытом не научились беречь эту дичь, Бог знает, могли ли бы они существовать. Но тебе, Мак Дайармид, я предсказываю, что рано или поздно ты вернешься в большие города.

— Во всяком случае, не раньше того, как жизнь дикаря и степь будут закрыты для меня.

Они вышли на берег реки; там стояло удивительное индейское судно, построенное из камышей, обтянутых кожей буйвола.

Мак Дайармид прыгнул на это подобие плота, поднял лежавшую на нем белую волчью шкуру, накинул ее на плечи и, как только Эван Рой уселся, взял длинный шест в руки и с его помощью стал править к другому берегу реки.

Богатая натура Мак Дайармида сказывалась, между прочим, и в том, как он умел говорить с образованными людьми и со своими индейцами: там речь его блистала цветами красноречия, тут она дышала краткостью, силой и простотой.

Отец его, сын разорившегося шотландского дворянина, в молодости покинул родные горы и уехал в Канаду. Тут, на берегах Гудзонова залива, он сделался торговцем мехами, но воспоминания детства и далекой родины он берег в себе как отраду и луч поэзии среди хлопотливой и прозаической жизни торговца. Вдали от образованного мира проводил он свое время в скучной торговой конторе, общаясь лишь с индейцами, у которых покупал меха. Среди этих краснокожих он выбрал себе и подругу жизни и с нею вместе мечтал о лучшей и более счастливой жизни для своих детей. И вот со всеми своими денежными сбережениями, накопленными за долгие годы, он, наконец, покинул степи и поселился с женой и детьми в Нью-Йорке.

Счастливая случайность и коммерческое чутье натолкнули его на мысль обратить капитал на покупку земель подле Большого Канала, близ Нью-Йорка, в то время не заселенных и малоценных. Вместе с тем связи с индейцами позволили ему и тут завести, а потом и расширить торговлю мехами, которая очень быстро стала давать приличный доход.

Вскоре население временной американской столицы, возрастая с поражающей быстротой, бросилось заселять те земли, которые прежде были в большом небрежении. Канал стал мало-помалу застраиваться, обратился в предместье, затем попал в черту города и, наконец, сделался центральным кварталом.

Таким образом скромный торговец сделался крупным капиталистом. В этой обстановке он без большого труда нашел сговорчивого члена конгресса, который помог определить сына в военную школу. Старик умер, мечтая до конца дней о потомстве, которое восстановит величие предков и будет наслаждаться могуществом, благодаря своему происхождению, богатству, военному званию и тому влиянию на коренное население страны, которое он оставлял в наследство сыну. Надо заметить, что дед Мак Дайармида был женат на уроженке Канады; присутствием французской крови можно объяснить, должно быть, пылкость, с которой Мак Дайармид с юности предавался своим бесчисленным фантазиям.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное