Золотой человек

А они и готовились к этому. Тереза еще ночью вырыла в саду могилку под плакучей ивой.

— Ступай и ты, побудь с ним в саду, — уговаривал Михай Ноэми. — А я пока немного подремлю. Я уже совсем хорошо себя чувствую.

Ноэми вышла из комнаты и, плотно прикрыв за собой дверь, заперла ее на ключ. Потом они вынесли маленького покойника и предали его извечной матери — земле. Ноэми не хотела, чтобы над ребенком возвышался могильный холм. Он стал бы для Михая постоянным печальным напоминанием и мог повредить его выздоровлению. Вместо холма у подножия дерева была устроена плоская грядка и на ней посажен куст белых роз. Из тех, что вырастил Михай. Затем Ноэми снова вернулась к больному.

— Где ты оставила Доди? — были его первые слова.

— В саду.

— А как он одет?

— В свою любимую белую курточку с голубыми лентами.

— Она очень ему к лицу. Хорошо ли он укутан?

— О да, очень хорошо. («Над ним целых три фута земли».)

— Принеси его сюда, когда снова пойдешь в сад.

Услыхав это, Ноэми уже не в силах была оставаться с Михаем. Выйдя во двор, она кинулась на шею Терезе и крепко прижалась к ней. Но все-таки не заплакала. Нельзя.

Потом она долго бесцельно бродила по саду. Дойдя до плакучей ивы, под которой покоился теперь Доди, она сорвала с розового куста полураспустившийся белый бутон и вернулась к Михаю. Тереза шла за ней следом.

— Где же Доди? — с нетерпением спросил Михай.

Опустившись на колени у его постели, Ноэми с нежной улыбкой протянула ему бутон. Михай взял его и стал нюхать.

— Как странно, — заметил он, — у розы нет запаха, будто она выросла на чьей-то могиле.

Ноэми быстро встала и вышла.

— Что с ней? — изумился Михай.

— Не сердитесь на нее, — спокойно и примирительно заговорила Тереза. — Ваша жизнь была в опасности. Вы, слава богу, счастливо отделались, но болезнь еще полностью не прошла, а в пору выздоровления она особенно заразительна. Поэтому я наказала Ноэми не носить к вам ребенка, пока вы окончательно не поправитесь. Может быть, я допустила оплошность, но мне казалось, что так будет лучше.

— Вы очень хорошо сделали, — ответил Михай и крепко пожал ей руку. — А я-то, дурень, даже ни разу об этом не подумал! Ну конечно, вы поступили разумно. Может, его и в соседней комнате теперь нет?

— Вы угадали, мы устроили ему удобный приют в саду.

Тереза и тут не солгала.

— Вы очень добры, дорогая. Идите же к мальчику, а ко мне пошлите Ноэми. Я не буду больше требовать от бедняжки, чтобы она принесла мне Доди. Но как только я начну вставать и выходить, вы отведете меня к нему, не правда ли?

— Да, Михай.

При помощи этого милосердного обмана женщинам удалось успокоить его, сдержать его желание видеть ребенка до той поры, пока он не встанет с постели.

Болезнь уже кончилась, но Михай был еще очень слаб, с трудом передвигался. Ноэми помогла ему одеться, и, опираясь на ее плечо, он вышел из комнаты. Молодая женщина усадила его на скамейку перед домом, сама опустилась с ним рядом и, крепко обхватив его рукой, положила его голову себе на плечо.

Был чудесный, теплый летний день. Михаю казалось, что шелестящая листва деревьев и жужжанье пчел, травинки под ногами — все это еле слышно звенит, что-то нашептывая ему на ухо, и шепот этот отзывается в его голове легким шумом. Но особенно занимала его одна мысль. Он заглянул в лицо Ноэми, и какое-то смутное предчувствие сжало ему сердце. В выражении этого лица было нечто непостижимое. Скорей, скорей узнать эту тайну!

— Ноэми!

— Что ты хочешь, Михай?

— Милая Ноэми, посмотри на меня!

Ноэми подняла на него глаза.

— Где малютка Доди?

Дольше сдерживать свое горе ей стало не под силу. Бедняжка подняла к небу измученное лицо и дрожащие руки.

— Он там! Там…

— Доди умер? — тихо спросил Михай?

При этих словах Ноэми упала к нему на грудь и, уже не сдерживаясь, отчаянно зарыдала. Слезы лились, лились, казалось, им не будет конца.

Михай привлек ее к себе и дал выплакаться. Было бы кощунством не дать ей выплакать свое горе.

Сам он не плакал. Нет, он изумлялся. Его потрясло величие ее души. Как недосягаемо высоко, по сравнению с ним самим, стояло это бедное, горемычное существо! Женщина, сумевшая из сострадания к нему, нежно заботясь о любимом, так долго скрывать собственные муки! Как же безгранична ее любовь!..

Наконец Ноэми выплакалась. И улыбнулась Михаю. Словно брызнуло на него показавшееся из-за туч лучезарное солнце.

— И ты смогла все это скрыть от меня?

— Я опасалась за твою жизнь.

— Ты не решалась даже поплакать, боясь, как бы я не заметил твоих слез?

— Я все ждала, когда можно будет дать себе волю…

— Ты уходила от меня, чтобы ухаживать за ним, а я, неблагодарный, еще упрекал тебя за это!

— Я же не слышала от тебя ни одного худого слова, Михай.

— Целуя его за меня, ты знала, что это был прощальный поцелуй! Я укорял тебя за шитье нарядов, а ты в это время готовила ему погребальную рубашку! И ты ласково улыбалась мне, когда твое сердце пронзали кинжалы, когда оно обливалось кровью! О Ноэми, как я боготворю тебя!

А ей, бедной, нужна была только его любовь.

Михай привлек ее к себе на колени.