Золотой человек

Сначала следовало посоветоваться с адвокатом, как и с чего начинать дело о разводе. Сколько ни размышлял Тимар, он не находил никаких веских причин для возбуждения процесса. Оставался единственный мотив: глубокая взаимная неприязнь. Однако это должны подтвердить обе стороны. А что скажет Тимея? Теперь все зависело от нее.

В долгие послеобеденные часы Тимар без конца ломал голову над этой загадкой.

Прислуге был отдан приказ держать пока что его приезд в тайне, так как сегодня он не желает ни с кем видеться. Но вечером дверь его комнаты вдруг скрипнула. Михай с досадой схватился за дверную ручку, чтобы немедленно выдворить незваного гостя, но дверь решительно распахнулась, и ошеломленный Тимар попятился назад. На пороге стояла Аталия.

Все то же злорадство сверкало у нее в глазах, на губах играла та же торжествующая, саркастическая усмешка. Словно завороженный ее взглядом, Тимар продолжал отступать в глубину комнаты.

— Что вам здесь нужно, Аталия? — в замешательстве спросил он.

— А как вы сами думаете, господин Леветинци?.. Чего мне от вас надо?

— Откуда же мне знать.

— А вот я знаю, чего вы от меня хотите!

— Я?

— Да, да, именно вы. Вероятно, вам угодно, чтобы я вам кое-что открыла?

— Что такое? — прошептал Тимар, прикрывая дверь и уставившись на девушку широко раскрытыми глазами.

— Я отлично понимаю, сударь, что бы вы желали у меня выпытать, — процедила сквозь зубы красавица, продолжая улыбаться. — Право, отгадать это не так уж трудно. Сколько лет я живу в вашем доме?

— В моем доме?

— Конечно. С того времени, как дом стал вашим… С тех пор прошло целых шесть лет! Каждый год наблюдала я ваше возвращение домой. И всякий раз лицо ваше приобретало новое выражение. В первый год это было томительное чувство ревности. Потом его сменило благодушие, беспечное веселье. В следующий приезд — напускное спокойствие. Потом на вас вдруг напала деловая горячка… Я пристально следила за сменой ваших настроений, и год назад уже готова была подумать, что трагедия подходит к концу. Признаться, это не на шутку меня встревожило. Бывало, сидите вы, уставившись прямо перед собой, и вид у вас такой, будто перед вами зияет ваша собственная могила. А вам должно быть известно, что никто на свете так искренне не тревожится за вашу жизнь, как я.

При этих словах Тимар нахмурился. Кто знает, быть может, Аталия по этим складкам на лбу научилась читать его мысли?

— Да, сударь! — страстно воскликнула она. — Даже самое преданное вам, горячо любящее вас существо не сможет сильнее меня желать вам долголетия. А сейчас я наблюдаю на вашем лице то же выражение, что и в первый год. Оно, я думаю, и есть самое подлинное. Вам хотелось бы узнать у меня кое-что о Тимее, не так ли?

— А вам что-нибудь известно? — порывисто спросил Тимар. Он прислонился спиной к двери, словно намеревался силой задержать девушку в комнате.

Аталия иронически усмехнулась. Ведь не она, а он оказался ее пленником!

— Я знаю многое… все! — ответила она.

— Все?

— Да. Во всяком случае, достаточно, чтобы погубить нас всех троих, — и меня, и ее, и вас.

Тимар почувствовал, как кровь закипает у него в жилах.

— И вы можете откровенно мне это рассказать?

— Для того я и пришла сюда. Но выслушайте меня спокойно и до конца. Так же спокойно, как буду говорить я сама. Речь будет идти о вещах, от которых можно не только сойти с ума, но и умереть с горя.

— Прежде всего, прошу вас, скажите только одно: Тимея мне изменила?

— Да.

— Ах!..

— Еще раз повторяю: да, изменила. И вы сами в этом убедитесь.

Тимаром овладел порыв благородного негодования.

— Прошу вас, сударыня, хорошенько обдумайте то, о чем вы собираетесь говорить.

— Я приведу вам только факты. А вы, если угодно, можете воочию убедиться в измене вашей супруги. Волей-неволей вам придется поверить мне. И вы поймете, что никто не оклеветал вашу святошу.

— Я вас слушаю. Хотя и не склонен верить вам на слово.

— И все-таки я буду говорить. Ваша святоша спустилась на грешную землю со своего пьедестала и соблаговолила выслушать досужие пересуды. Кумушки раструбили по городу, что небезызвестный вам бравый майор дрался из-за Тимеи с неким чужеземным офицером на дуэли и нанес удар такой силы, что его сабля переломилась о голову противника. Ваша святая выслушала эту басню, — госпожа Зофия сообщила ей все подробности, — и, представьте себе, — прослезилась. Ах, зачем я вам это говорю! Ведь вы еретик и, должно быть, не верите, что святые могут плакать! Но в данном случае это — сущая правда. А почтенная Зофия поспешила рассказать об этих слезах бравому майору. Ведь она до страсти любит разносить слухи и плести коварные интриги. Добродетельной госпоже Зофии доставляет огромное удовольствие тайком сводить влюбленных, ссорить близких, живущих в ладу людей, обрадовать одного и в то же время смертельно огорчить другого. Она так и норовит залезть в чужую душу, докопаться до чужих тайн, а потом втирается в доверие и изводит свою жертву навязчивой фамильярностью. И эта почтенная особа — моя мать!

При словах «моя мать» Аталия провела ладонью по губам, будто стирая с них какой-то горький осадок.