Золотой человек

— Вас окружают комфорт, роскошь и блеск, — продолжал осмелевший майор. — Я никогда не спрашивал вас об этом и покарал проходимца за его наглые наветы… Но что, если дело обстоит именно так… Если вы страдаете и глубоко несчастны?.. Я презирал бы себя как мужчину, если бы у меня не хватило мужества сказать вам: «Есть на свете человек, такой же несчастный, как вы… Откажитесь же от своего рокового богатства, положите конец страданиям двух людей, расстаньтесь с третьим — виновником этих мук, за которые ему придется держать на том свете ответ перед богом!»

Прижав руки к груди, как мученица, поднимающаяся на эшафот, Тимея устремила ввысь скорбный взор. Все ее страдания пробудились с новой силой.

При виде этих мук Тимар в отчаянии стукнул себя кулаком по лбу и отвернулся от щели, в которую он исподтишка подсматривал за женой. Несколько минут он ничего не видел и не слышал. Наконец острое любопытство заставило его снова заглянуть в комнату. Но перед ним уже не было недавней мученицы. Лицо Тимеи выражало обычное спокойствие.

— Сударь, — кротким, мягким голосом обратилась она к майору, — я выслушала вас до конца и тем доказала свое уважение к вам. Дайте же мне право сохранить это уважение. Никогда больше не обращайтесь ко мне с такой просьбой! Призываю весь свет в свидетели, что никто никогда не слыхал от меня ни слова жалобы, не видел ни одной слезы. Да и на кого мне жаловаться? На моего мужа? Но ведь он добрейший, благороднейший человек. Когда я была еще ребенком, он спас меня от неминуемой гибели, вытащив из воды. А позднее он защищал меня, наивную девушку, от насмешек и издевательств. Только ради меня ежедневно посещал он дом своего смертельного врага, беспокоился и заботился обо мне, оберегал как зеницу ока. Наконец, когда я стала совсем нищей, он принес в дар свои богатства, превратил меня, служанку, в хозяйку своего дома.

Тимея поспешно подошла к стенному шкафу и распахнула дверцу.

— Взгляните, сударь, — сказала она майору, развертывая перед ним вышитый золотом шлейф висевшего в шкафу платья. — Узнаете? Я вышивала это платье собственными руками. Вы сами были свидетелем, как я трудилась над ним целые недели. Тут каждый стежок — похороненная, несбывшаяся мечта, грустное воспоминание. Меня обманули. Уверили, будто этот наряд станет моим подвенечным платьем. Но когда я его закончила, мне просто сказали: «Ну-ка, снимай его! Ведь наряд-то этот вовсе не для тебя, другая пойдет в нем венчаться!» О сударь, будто кинжалом ударили мне в сердце! Эта старая рана не заживает и мучает меня вот уже много лет. А вы предлагаете мне расстаться с благородным, великодушным человеком, который всегда был со мной ласков и предупредителен. Он никогда не пытался меня обольщать, курить мне фимиам, соблазнять, кружить голову. Нет, он почтительно держался в стороне. Но когда меня повергли в прах, раздавили и бросили, он пришел, поднял меня и пригрел на своей груди. С этих пор он делал лишь одно: разделяя мои страдания, с ангельским терпением старался залечить мою сердечную рану. Как же мне расстаться с ним? Ведь, кроме меня, у него нет ни одного близкого человека. Я составляю для него целый мир, и лишь при виде меня проясняется его нахмуренное чело. Разве я имею право обречь на одиночество человека, у которого нет никого на свете, кроме меня? Разве я могу его ненавидеть? Ведь я обязана ему решительно всем, а сама ничего не дала ему взамен, лишь принесла как свадебный дар больное, не способное любить сердце!

Закрыв лицо руками, слушал майор слова Тимеи, которые дышали благородным негодованием.

А что переживал тот, другой, притаившийся за изображением святого Георгия? Может быть, он чувствовал себя драконом, которому Георгий пронзил шею копьем и пригвоздил к земле? Более того, Тимар испытывал такую жгучую боль, словно и наконечник копья был вырван из глубокой раны…

— Знайте же, сударь, — продолжала Тимея с просветленным лицом. — Даже если бы все обстояло иначе и Тимар не был тем заслуживающим уважения человеком, каким его считает свет, если бы он разорился, стал банкротом, я и тогда не оставила бы его. Не отреклась бы от него, если бы даже в довершение всего он опозорил свое доброе имя! Я разделила бы с ним этот позор, как он делил со мной блеск и славу. Пусть весь свет его презирает, я навсегда сохраню к нему глубокое уважение. Если он окажется бездомным бродягой, я всюду добровольно последую за ним, в изгнание, на край света! Если он станет разбойником, я буду жить с ним отшельницей в дремучем лесу. Если он вздумает лишить себя жизни, я, не долго думая, убью себя вместе с ним!..

Что это?.. Неужели изображенный на картине дракон умеет плакать настоящими слезами?