Золотой человек

— Тебе просто счастье выпало, дочка! — говорила она, нежно поглаживая руку Аталии. — Хорошо, что ты не вышла за того бедняка, у которого за душой ничего, кроме старой сабли да ржавого циркуля. Он до сих пор питается впроголодь, денщик таскает ему из трактира дрянные обеды. Скажу откровенно, господин Фабула мне по душе! Мужчина он бравый, не чета тому солдафону. Любо глядеть, как щеголяет он в ментике с серебряной цепочкой и молодецки закручивает свои чудесные усы! А у майора ни усов, ни бороды! Ни за что на свете не согласилась бы я поцеловать такого общипанного петуха! Да и не первой молодости этот кавалер. Ты заметила, что он зачесывает волосы с одного виска на другой, чтобы прикрыть плешь на макушке? Вскоре, глядишь, и совсем облысеет. А каким почетом пользуется в городе господин Фабула! Каждый встречный кланяется ему с уважением, даже пасторы снимают перед ним шляпу. Как-никак вице-куратор! Господин Леветинци считался главным куратором, а Фабула — вторым после него. Господин Леветинци был чем-то вроде нашего генерал-губернатора Надашды, а господин Фабула — вроде вице-губернатора Кюрти. Правда, Фабула не из дворян, но зато он принадлежит к числу «шестидесяти важных персон». Стоит ему пальцем шевельнуть, и его произведут в камергеры, а ты сделаешься знатной дамой. Вроде меня!

В те времена «шестьдесят персон» и «камергеры» были в Комароме важными особами. Первые состояли членами муниципального совета, а «камергер» ведал всеми волами и лошадьми городского хозяйства.

Аталия охотно слушала льстивые речи хитрой старухи.

С тех пор, как г-н Качука зачастил к Тимее, характер девушки резко изменился, она стала удивительно кроткой, даже с матерью теперь обращалась ласково. Г-жа Зофия была большой любительницей ароматного чая, обильно приправленного ромом. И Аталия каждый вечер приготовляла ей этот напиток. Всем на удивленье, она теперь отлично ладила с горничными и тоже угощала их чаем. Для дворецкого, кучера и прочих слуг подавался напиток, скорее напоминавший пунш, чем чай. И мамаша и челядь не могли надивиться ее щедрости.

Однако г-жа Зофия разгадала причину столь необычной кротости своей дочери.

«Что-то больно задабривает меня моя непутевая доченька. Видно, надеется, что я поселюсь с ней, когда она выскочит замуж. Ведь Аталия не больно-то любит хозяйничать, она и похлебку толком не сварит. Потому-то я и стала для нее вдруг „миленькой маменькой“, которую ублажают чаем с ромом. Да только меня не проведешь, я-то знаю, что за продувная бестия моя дочь!» Увы, вскоре ей представится случай еще больше укрепиться в своем мнении.

Аталия всячески заискивала перед майором, лебезила и унижалась. Куда девалась ее прежняя заносчивость и горделивость? Она с приветливой улыбкой открывала ему дверь, любезно провожала его к Тимее, принимала участие в их беседах, а когда покидала гостиную, из соседних комнат доносилось ее веселое мурлыканье.

Она великолепно разыгрывала свою роль, прикидывалась скромной и услужливой. Однажды, когда Тимея предложила ей сыграть на фортепьяно в четыре руки, она с простодушной стыдливостью заявила, что совсем разучилась играть. Единственный инструмент, мол, на котором она упражняется, — это мясорубка. После своей метаморфозы Аталия играла на фортепьяно, только когда ее никто не слышал.

Все поверили, что она старается переделать свой характер и стать добродетельной супругой, достойной парой Яношу Фабуле.

Только г-на Качуку не смогла она обмануть. Он видел ее насквозь. Он сознавал, что виноват перед Аталией, и вместе с тем понимал, какие счеты она хочет свести с Тимеей.

Неужели ты, бледнолицая женщина, забыла о том, что в доме, где ты поселилась, раньше хозяйничала Аталия? Она была богатой невестой, роскошно одевалась, мужчины ухаживали за ней, женщины завидовали. Когда же тебя волной прибило к этому берегу, жизнь ее пошла под уклон. В удел ей достались нищета и людское презрение. Опозоренная, покинутая женихом, она сделалась всеобщим посмешищем. Правда, ты не виновата, что так сложилась ее жизнь, но все-таки ты была причиной ее несчастий.

Твое бледное лицо и сросшиеся черные брови словно отмечены печатью рока. Судно, на которое ты вступаешь, идет ко дну. Дом, в который ты входишь, рушится. Тебе всюду сопутствует злой рок. Гибнет тот, кто тебя преследует, но гибнет и тот, кто выручает тебя из беды. Как же ты не боишься спать под одной кровлей с Аталией? Под этой «роковой» кровлей?..

Неужели ты не содрогаешься от ужаса, когда эта девица с улыбкой заглядывает тебе в глаза? Неужели не бросает тебя в дрожь, когда она почтительно склоняется к твоей руке и целует ее? Разве ты не чувствуешь, как холодные змеиные кольца обвивают твои ноги, когда она зашнуровывает тебе ботинки? А когда она наливает тебе вино в бокал, ты не думаешь, что она может подсыпать тебе яда?..