- Это зарубка номер три, какие я ношу на своей шкуре в знак твоего ко мне расположения. Но не беда: тем длиннее будет предъявленный счет. После такого казуса в Комароме мне нельзя было долго оставаться. История наделала шума, я легко мог подвергнуться неприятному допросу. Хотя благодаря нерадивости наших судей любому проштрафившемуся в нашей стране ничего не стоит уйти от возмездия - чему живые примеры мы оба.
Кристян был очень горд своей находчивостью.
- Да и вообще мне уже порядком осточертело околачиваться в Комароме и ждать, когда ты соблаговолишь вернуться. Ладно, думаю, коли ты не торопишься, поеду-ка я сам тебе навстречу! Уж я-то знаю, в какой загранице ты государственные дела улаживаешь: не в какой-либо известной части света, а, напротив, в уголке, никому не ведомом, - на ничейном острове. Наведаюсь-ка я на остров!
- Значит, ты был на острове! - взволнованно вскричал Тимар. Его трясло от гнева и от страха за близких.
- Спокойно, приятель! - охладил его пыл каторжник. - Ружье заряжено, и стоит тебе шевельнуться, как оно выстрелит; тогда уж пеняй на себя. К тому же тебе не стоит волноваться. Моя поездка на остров тебе не повредила, а для меня обернулась к худшему. Так уж у нас получается: во всем мне приходится расплачиваться за тебя - железный закон, что твои десять заповедей. Я плачу за вход, ты резвишься на балу. Меня гонят взашей, а ты укладываешься в уготованную мне постель. Как же мне было не ездить на остров, ведь я надеялся там встретить тебя. А мы, оказывается, разминулись. Никого я там не застал, кроме Ноэми да мальца. Ах, друг мой Михай, кто бы мог заподозрить тебя в таком двуличии? Тс-с, никому про то не скажем!.. Доди его зовут, верно? Славный, смышленый такой мальчонка. Меня из-за этой дурацкой повязки насмерть перепугался. Да и Ноэми здорово струхнула, что и говорить. Вдвоем с ребенком на пустынном острове... Очень я расстроился, когда узнал, что матушки Терезы нет в живых. До чего добрая душа была! При ней-то мне небось другой прием оказали бы. А Ноэми, представь себе, даже присесть не позволила, так прямо и заявила: она, мол, меня боится, а Доди и того пуще, и они одни на всем острове. "Но ведь я затем и пришел, чтобы было кому вас защищать. Для этого и нужен мужчина в доме". Кстати спросить, чем ты ее опоил, что она так похорошела? Такая красавица стала, аж дух захватывает. Я не преминул ей это выложить, и в ответ получил недовольную гримасу. Я-то с ней пошутить хотел. Разве так годится, говорю жених тебя проведать зашел, а ты взглядом готова его насквозь проткнуть. Она меня обозвала прощелыгой и велела убираться из дома. Ладно, говорю, уйду, но и тебя с собой прихвачу, и изловчился было обнять ее за талию.
Глаза Тимара метали молнии.
- Сиди, приятель, не вскакивай. Опять не для тебя, а для меня плохо кончилось. Красавица твоя мне такую оплеуху отвесила, что куда майору с ней тягаться. Правда, справедливости ради отмечу, что на этот раз досталось другой щеке, так что симметрия была восстановлена.
Тимар не в силах был скрыть свое злорадство.
- Благодарю покорно, и этим тоже обязан тебе. Ну, тут уж я рассердился не на шутку. Вступать с женщинами в рукопашную не в моих правилах. Как известно, я убежденный поклонник женского пола. Но душа моя жаждала отомщения. "Не разрешаешь здесь мне остаться, так сама пойдешь за мной как миленькая". И схватил мальчонку за руку, чтобы увести с собой.
- Будь ты проклят! - вскричал Тимар.
- Тише, приятель, тише! Каждый высказывается в свой черед. Сейчас дойдет очередь и до тебя, вот тогда ты запоешь, а я послушаю. Но прежде изволь выслушать меня до конца. Я неточно выразился, когда сказал, что в доме были всего двое. Трое их было; Альмира, собака эта проклятая, лежала под кроватью и делала вид, будто вовсе меня не замечает. Но когда мальчонка закричал, эта мерзкая тварь - по злобе натуры - метнулась из-под кровати и набросилась на меня. Хорошо, что я начеку был: выхватил пистолет и разрядил его в упор.
- Душегуб! - прохрипел Тимар.
- Э-э, приятель, если бы только собачья кровь была у меня на совести! К тому же не думай, будто это чудовище тут же сдохло от одной пули, ей это было нипочем. Еще злее вцепилась в меня, левую руку насквозь прокусила, опрокинула на пол и придавила так, что ни подняться, ни шевельнуться. Пытался я было другой пистолет вытащить, да где там: вцепилась зубами, как тигрица. Пришлось упрашивать Ноэми, чтобы вызволила. Ноэми сжалилась надо мной, попыталась оттащить проклятую зверюгу, а та еще глубже клыки вонзила. Наконец Ноэми сказала, проси, мол, ребенка, его собака послушается. Стал я Доди уговаривать. Ну, он мальчик добрый, пожалел меня; подошел, обнял Альмиру за шею, тут только собака меня и выпустила и позволила мальчонке морду свою обцеловывать.
У Тимара на глаза навернулись слезы.