Золотой человек

- И в тот год Максим Кристян не сумел выполнить договор, заключенный с Атанасом Бразовичем. Сумма, которую ему предстояло платить, было такой чудовищной, что и не выговорить. Знаете, что он тогда удумал? Сгреб все свои деньги, какие прежде раздал в долг, набрал полную мошну в долг у простаков доверчивых да однажды ночью втихомолку и бежал из Панчева. Денежки с собой прихватил все без остатка, а сына единственного бросил.

Ничто не мешало ему так поступить: все его состояние заключалось в деньгах, а то, что он здесь оставил, было ему не дорого.

Но зачем тогда существуют деньги, если они могут причинить столько вреда человеку, которому ничто на свете, кроме них, не дорого?

Все свои долги и обязательства Кристян переложил на плечи тех, кто одарил его своей дружбой, кто поручился за него. Среди них был и мой муж.

И тут Атанас Бразович потребовал с поручителей выполнить договор.

Все справедливо: ведь он предоставил кредит сбежавшему должнику, и мы вызвались возместить ему эти деньги. Распростились бы с половиной имущества, этого хватило бы, чтобы выплатить долг. Но Бразович не знал жалости: ему подавай полный расчет по всем условиям договора. Неважно, сколько денег он дал в свое время, - главное, сколько должен был выручить. А он требовал пятикратной прибыли, и документ давал ему на то право. Мы просили, молили его удовольствоваться меньшей суммой, ведь речь шла всего лишь о том, чтобы он не так наживался на попавших в западню людях. Но Бразович был неумолим. Все свои претензии он хотел удовлетворить за счет безвинных поручителей.

Но для чего тогда существует религия, вера христиан и иудеев, если позволительно выставлять такие требования?

Дело подали в суд: судья вынес приговор, у нас отобрали дом, землю, лишили последнего куска, опечатали все имущество и пустили с молотка.

Но скажите мне, для чего тогда законы, для чего существует людское сообщество, если дозволено довести человека до нищенской сумы из-за долга, который сам он никогда не просил? Если дозволено разорить безвинного - и все из-за третьего лица, бессовестного человека, который посмеялся над простаками, да и был таков?

Мы предприняли все возможное, чтобы избавиться от крайней беды; муж самолично отправился в Буду и в Вену просить аудиенции. Подлый мошенник, сбежавший с чужими деньгами, жил в Турции, нам удалось это выведать. Мы обратились с прошение, чтобы его арестовали и доставили обратно: пускай сам удовлетворяет требования своего кредитора. И повсюду получили один и тот же ответ: не в нашей, мол, власти.

Но тогда какой прок от всех этих министров, императоров, великодержавных властителей, если они не в состоянии защитить своих неимущих верноподданных?

Не перенеся этого ужасного удара, обрекшего нас на нищенскую долю, муж мой однажды ночью застрелился.

Он не желал видеть нищету своей семьи, слезы супруги, голодные муки ребенка и предпочел сбежать под землю.

Сбежать под землю - от нас!

О, зачем тогда существуют мужчины, если в случае беды не находят другого выхода, кроме как оставить женщину с ребенком на произвол судьбы и покончить с собою?

Но на этом ужасы еще не кончились, Нищенкой, бездомной бродяжкой меня уже сделали, теперь вознамерились сделать и безбожницей. Вдова самоубийцы понапрасну молила священника похоронить ее несчастного мужа как положено. Его преподобие - человек строгих нравов и великой святости, верность религии соблюдает неукоснительно; он отказал моему мужу в погребении по христианскому обряду, и мне пришлось смотреть, как человека, которого я любила до беспамятства, городской живодер везет на своей телеге, зарывает в яму и землю сверху ногами утаптывает, чтобы не дай бог холмика могильного не осталось.

Но зачем тогда священники, если они не умеют врачевать страждущие души?

Зачем тогда весь этот свет? Оставалось последнее: превратить меня в убийцу и самоубийцу. Чего проще: убить дитя и себя одновременно. Затянула я шаль на груди потуже, чтобы ребенок не выскользнул, и вышла на берег Дуная.

Я была одна, вокруг - ни единой живой души.

Раз-другой прошлась я вдоль берега, высматривая, где поглубже.

Тут кто-то сзади ухватил меня за платье и потащил назад.

Я оглянулась: кто бы это мог быть?

То была собака - мой последний добрый друг из всех живых существ.

Это случилось на Острове, на том острове у нас был дивный фруктовый сад и летний домик. Все комнаты там тоже были опечатаны, и мне дозволялось ходить только по кухне да по саду.

Села я тогда на берегу Дуная и призадумалась. Кто я есть? Человек, женщина. Неужто я хуже твари бессловесной? Видел ли кто когда, чтобы собака щенят свои топила и себя убивала? Не стану я убивать себя, не стану губить свое дитя! Всем смертям назло буду жить, буду дочку свою растить! Как жить? А как волки живут, как цыганки живут, у которых нет ни дома, ни хлеба. Буду просить милостыни у земля, у реки, у деревьев; только у людей никогда попрошайничать не стану!