Золотой человек

Губернатор дал ему знать, что фортификационный план полностью одобрен советом министров и дано предписание приступить к отчуждению земель; более того, за участок в дунайском междуречье деньги уже выплачены, средства за остальные участки тоже перечислены, ордера за подписью министра должны вернуться нынче ночью. А значит, денежки все равно что в кармане.

Утром господин Бразович едва мог дождаться присутственного времени и даже чуть раньше явился в губернаторскую приемную, чтобы его не обогнали прочие просители.

Губернатор не заставил господина Бразовича ждать, тотчас велел пригласить его.

- Возникло маленькое осложнение, сказал он вошедшему Бразовичу.

- Маленькое - не беда, лишь бы не большое.

- Доводилось вам когда-нибудь слышать о Государственном совете?

- Сроду не слыхал.

- Я тоже. Лет пятнадцать о нем не было ни слуху ни духу, однако вопреки всему это орган существует и именно сейчас напомнил о своем существовании. Как я уже говорил, совет министров принял решение о принятии плана укреплений и об отчуждении земель. И тут из неизвестного источника поступил донос, в котором сообщалось о пагубных для государства обстоятельствах. Подвергнуть сомнению решение совета министров представлялось невозможным, и тогда был созван Государственный совет, о котором за последние пятнадцать лет только и было известно, что члены его поучают годовое жалование да средства на содержание канцелярии. Спорный вопрос был передан на рассмотрение Государственного совета, и тот мудро порешил в принципе одобрить решение правительства, но осуществление его разбить на два этапа. Участки в дунайском междуречье подлежат немедленному отчуждению, а моношторские земли - лишь тогда, как будут завершены первые этапы фортификационных работ. На это уйдет лет восемнадцать - двадцать, значит, владельцам участков придется обождать столько же, прежде чем они получат выплату. Всего доброго, господин Барзович.

Господин Бразович ни слова вымолвить не мог. Кому пришло бы в голову помнить о каком-то Государственном совете, когда все министры уже завоеваны? Кто мог предположить, что, когда в интересах всех и каждого перерезать жилы государству, отыщется чудак, пренебрегший собственными интересами?

Помощи ждать было неоткуда.

Ста тысяч, которые, казалось, уже в кармане, - как не бывало. Но пропала и вторая сотня тысяч, вложенных в чахлые, бесполезные виноградники, которые в этот момент утратили всякую ценность. Все надежды, все воздушные замки рухнули. Роскошные двухэтажные хоромы, плывущие по Дунаю груженые суда, ярко освещенный храм с разодетыми свадебными гостями - все мираж; достаточно легкого ветерка, небольшого облачка, затянувшего солнце, чтобы сдуть. Разметать этот мираж вместе с карточным домиком моношторской крепости.

Когда господин Бразович вышел из губернаторского кабинета, ему показалось, будто у часового два кивера на голове и два ружья на плече, окна павильона пляшут, а длинный ровный коридор вздымается перед ним крутым горным склоном и стены грозят вот-вот на него рухнуть...

А вот и Тимея!

Она наконец-то проснулась в полумраке затененной комнаты, но словно не пришла в себя от глубокого, горячечного сна, оделась кое-как и, не найдя никого в комнатах поблизости, добралась до залы, где обряжали к свадьбе Атали.

Войдя в залитую ярким светом комнату, заставленную цветами и свадебными подарками, она вдруг опомнилась: ведь сегодня же день свадьбы!

При виде господина Качуки с букетом для невесты в руках ее сердце екнуло: Да это ведь жених!

А переведя взгляд на Атали, она подумала: "Ведь это мой подвенечный наряд".

Ее ошеломленный вид, широко открытые глаза и рот вызывали смех и... слезы.

Служанки, гости, госпожа Зофия не в силах были сдержать свое веселье.

Атали с царственной снисходительностью приблизилась к ней и, взяв свой затянутой в белую перчатку рукой девочку за подбородок, усмешливо произнесла:

- Да, славный день настал, моя малышка, только к венцу пойду я. А ты пока походи в школу и обожди годков пять, тогда сможешь выйти замуж, если найдется желающий взять тебя в жены.

При этих словах женщины и вовсе не смогли удержаться от хохота. Смеялся, заливался стар и млад над маленькой дурочкой, которая позволила так подшутить над собой.

Тимея стояла, окаменев, руки бессильно поникли. Лицо ее не покраснело и не побледнело. Девочка не знала названия тем чувствам, что испытывала сейчас.

Атали почувствовала, что эта жестокая шутка не делает ей чести, и попыталась как-то ее смягчить.

- Иди сюда, Тимея! - позвала она девочку. - Видишь, я тебя дожидалась. Помоги мне приколоть фату.

Подвенечную фату!

Тимея непослушными руками взяла фату и подошла к Атали. Вуаль надо было пришпилить к пучку золотой булавкой в виде стрелы.

Руки у Тимеи дрожали, стрела сама по себе была не самой подходящей шпилькой: никак не хотела проходить сквозь пучок. Атали сделала нетерпеливое движение, и Тимея тупым кончиком стрелы слегка уколола голову красавицы невесты.

- Ах, какая ты неловкая! - раздраженно вскричала Атали и ударила Тимею по руке.